Казашка красноречиво впилась взглядом в переносицу собеседницы в ответ.

— Это наши проблемы, а не его! Ты ему хоть в лоб можешь дать, вдруг что! А нам что делать, если он нас после смены по углам зажимает?! — обиженно почти завопила шёпотом Меруерт. — Қотақбас…

— Бля, так дайте и вы ему в лоб? — предположила Виктория. — Ну или по яйцам, — тут же поправилась она, окидывая взглядом невысокую подругу.

Единственная сотрудница госпиталя с русским именем и фамилией Абилхакимова, написанными прямо поверх защитного костюма на пластыре, искренне не понимала подругу:

— Мика, я не просто так раком над столом корячусь! Я, когда так стою, голеностоп хоть чуть-чуть прорабатываю! — Вика демонстративно покачалась с пятки на носок, снисходительно глядя на казашку. — Просто движения бедром амортизирую и вам не видно, что перекатываюсь! Выглядит, как будто стою. Тоже тренировка, кстати…

— А-а-а-а-а, — Меруерт озадаченно вздохнула. — Опять занимаешься, что ли? Ещё не успокоилась? А я-то смотрю, у тебя зад назад-вперёд движется! — прыснула она под двумя масками. — Как во время этого самого…!

— Озабоченная дура! — Вика свела брови вместе. — Я икрами шевелю! Не задницей!

— Так жопа больше двигается же, — подруга опять похлопала по чужой ягодице. — Просто в этих говнодавах не видно, как ты там перекатываешься. С носка на пятку…

* * *

Примечание.

Обувь защитного костюма в ХАЛЫК АРЕНЕ представляет собой безразмерные (на практике) ресапы — сапоги резиновые. Кое-кто из персонала, особенно с маленьким размером ноги, в них вообще ходит, словно в ластах.

Размер конкретно у моей соавтора этой книги, например, 37, ну край 38, а самые маленькие сапоги там начинаются с 41 размера.

Лично ей достался 42й.

* * *

— Угу. Лабутены подкачали, кто бы спорил, — Виктория со вздохом топнула каблуком резинового сапога сорок третьего размера в пол. — Так чего хотела?

— Ты все назначения разнесла? — уточнила придирчиво Меруерт.

— Все… А ты всех померяла? — подруга взяла из рук одногруппницы листки обхода.

Сатурацию, пульс, давление и температуру пациентам измеряли четыре раза в сутки.

— Всех. Кроме Копейкина и Әбікен. Первого на месте нет, опять из туалета не вылезает… жрал бы поменьше свои тухлые котлеты…

— У него же нет обоняния, — Вика, пожав плечами, быстро застучала по клавишам, занося в онлайн-журнал результаты дневного обхода. — А до холодильника пациентов пока не доходит. С дедушкой что?

— У Әбікен сейчас дежурный реаниматолог, — вздохнула подруга. — Сказал, пять минут рядом посидит, лично понаблюдает. Если спазм не снимется, они его к себе забирают, в подвал.

Реанимация в госпитале находилась в цокольном ярусе.

— Да не снимется этот спазм, — теперь вздохнула уже другая. — Кандасы³ почему-то плохо этот вирус переносят, ещё хуже прочих. Хоть бы он справился и… — она не договорила. (³ Қандас — соплеменник, единокровный (каз.). Используется и для общего обозначения репатриантов).

За дедушку-репатрианта, вернувшегося на родину в семьдесят восемь лет из Китая и стойко переносившего пикирующую сатурацию (как следствие — резко ухудшающиеся личные перспективы), всерьёз переживали все четыре смены пятого поста.

— Китайцы тоже плохо ковид переносят, — въедливо заметила Меруерт. — В Талгаре, третья группа писала, буквально вчера двоих не спасли. И вообще, в сравнении с женщинами, все мужики плохо переносят! По крайней мере, в эту волну.

Соотношение мужчин в госпитале, если сравнивать с женщинами, было примерно семь к трём.