— Но почему?

Это был вздох страдания.

— Потому что я намерен купить вас, — ответил он и пошел вместе с Латикой сквозь толпу воинов, мгновенно освободивших для них проход.

Харриет закричала, но ее крик потонул в шуме и гаме; она попыталась броситься к Раулю, но толпа кричавших воинов разделила их, и она уже больше его не видела. Ее схватили и, пока она старалась восстановить дыхание и остаться в сознании, протащили через сборище блестящих потных тел и швырнули в темноту.

Боль у нее в груди была подобна ножевой ране, и Харриет прижала руку к сердцу, словно хотела успокоить его бешеное биение. Встав на колени на утрамбованной земле, Харриет подняла голову. Над ней сквозь плотный настил из бамбука и тростника с трудом пробивался тусклый свет; она была одна в хижине, окруженной сотнями вооруженных поющих туземцев.

А Рауль? Где Рауль? Сев на пятки, Харриет попыталась побороть парализовавший ее страх с помощью логических рассуждений. Рауль дружески сидит с Латикой всего в нескольких ярдах от нее, где-то за стеной темной хижины, в которую ее бросили. Он хочет спасти ее — он хочет купить ее.

Последняя мысль заставила ее вскочить на ноги. Подбежав к круглой стене, Харриет пальцами лихорадочно старалась нащупать дверь или какое-то отверстие — что-нибудь, что дало бы ей возможность убежать. Она вошла в деревню свободной женщиной — и такой же уйдет отсюда. Ни один человек не купит ее, она умрет до того!

Изящными ручками она колотила по крепким пальмовым стволам, ее ногти сломались, пальцы кровоточили, по лицу ручьем текли слезы. Почему Рауль не застрелил ее? Почему он обрек ее на такую судьбу? Не найдя двери, Харриет закрыла лицо руками, понимая, что даже если бы ей удалось выбраться из хижины, убежать было бы невозможно. Земля задрожала под ногами приплясывающих туземцев, крики и пение стали громче: вождь Латика праздновал свое новое приобретение. Харриет была такой же пленницей, как африканцы, которых она видела на рынке рабов в Хартуме. Теперь страх уже не витал над ней, а захлестывал ее огромными волнами, и имя, которое она выкрикивала снова и снова, не было именем Себастьяна или Марка Лейна — это было имя Рауля.

Рауль опять сидел с вождем Латикой на огромном церемониальном помосте, и рядом с ним сидели испуганный Себастьян и бледный Марк Лейн. Им не было позволено вернуться обратно в лагерь — во всяком случае, до тех пор, пока не прибудут соседние вожди, которым барабанным боем было послано приглашение, и пока белая женщина не принесет Латике огромное богатство.

— Сможет ли Фроум помочь нам? — торопливо прошептал Марк Лейн Раулю, пока вождь Латика на некоторое время отвлекся от своих гостей.

— Нет, — коротко ответил Рауль. — Он лишен мужества, но даже если бы имел его, у него нет иного способа спасти Харриет, кроме как застрелить ее.

— Старый черт сдержит свое слово? — Себастьян дрожащей рукой вытер пот со лба. — Он отпустит нас после… после…

Он запнулся, не в состоянии вынести презрения в горящих глазах Рауля.

— После того как Харриет будет продана и телом, и душой? Да, Крейл. Латика, несомненно, сдержит свое слово и отпустит вас на свободу. — От жестокости его тона Себастьян содрогнулся. — Но только в том случае, если я выиграю рискованную игру и стану покупателем. Если мою цену перебьют…

Не в силах продолжать, Рауль замолчал, скривив губы от боли и страдания.

— И что вы будете делать, если вашу цену перебьют? — тихо напомнил ему Марк Лейн.

— Убью ее.

Рауль больше не видел ни злорадного лица Латики, ни сборища воинов. Он видел только Харриет, золотоволосую и дрожащую, добровольно предлагающую себя Латике, ошибочно верящую тому, что ее поступок освободит самого Рауля и его спутников.