С этими словами он опустился перед нею на одно колено, прижимая одну руку к сердцу, а другую протягивая ей.

— Умоляю о милосердии, о моя прекрасная дама!

Владислава с тревогой оглянулась по сторонам, мечтая, чтобы на пустынной дороге показался хоть кто-нибудь. Нищий бродяга, бабы с ведрами, стайка босоногих мальчишек, телега… Как назло, никого.

— Прости меня или я не сдвинусь с этого места!

Девушка закусила губу. Мама и отец часто говорили ей о милосердии, о том, что прощать — долг всякого. И что нет такого преступления, которое нельзя было бы простить. Простил же ее отец, князь Владислав Загорский, свою неверную жену.

— Прощаю, — со вздохом согласилась девушка.

— Тогда пожмем друг другу руки? — Михаил Чарович все еще не вставал с колен.

Владислава заколебалась, но все-таки вложила свои пальцы в его ладонь.

Мужчина проворно вскочил с колен — девушка даже вздрогнула. Он улыбался, когда целовал ее запястье.

— Ну а теперь, в знак примирения, не пойти ли нам в ресторан? — поинтересовался он. — До отплытия еще есть время, и там наверняка найдутся свободные столики.

Владислава была готова идти куда угодно, лишь бы там были люди. Оставаться наедине с отчимом ей решительно не хотелось.

В ресторане играла музыка; почти все столики были заняты, но метрдотель нашел им один свободный. Расположение его было не совсем удачное — мимо постоянно ходили люди. Но Владислава была рада и этому, так она была уверена, что отчим не станет к ней приставать. Да и не все ли равно, где сидеть? Она вдруг обнаружила, что проголодалась, и налегала на поданный бефстроганов с удвоенной энергией. Помнится, мама все время высказывала ей, что девушке неприлично так много есть.

Отчим за едой помалкивал, руки под столом не распускал, и в глубине души Владислава была ему за это благодарна. Но как ей теперь жить? Как смотреть матери в глаза? Пока не выйдет замуж, она остается под властью родителей…

Родителей! Ну конечно же! Как можно было забыть? Ведь есть же ее родной отец, князь Владислав Загорский! Он жив и здоров и должен защитить родную дочь. Тем более что Владислава — единственная продолжательница фамилии. Интересно, она успеет написать отцу уже сегодня?

— Сколько времени?

Михаил Чарович вытащил на цепочке золотой «брегет», откинул крышку.

— До отплытия еще почти полчаса, без трех минут. Зачем тебе, Владочка? Мы отлично все успеем доесть. Нам еще должны принести бланманже и ликер. И мы, может быть, уговорим твою маму немного пройтись по пристани.

— Мне на почту надо.

— Отправить письмо? Что за блажь? Кому тебе писать?

— Моей школьной подруге, Анастасии Ланской. Мы состоим в переписке, но я давно не писала. А путешествие — отличный повод, чтобы возобновить переписку и…

— И письмо уже при тебе? Отдай мне, я передам.

— Нет. Оно… я его не закончила. Хотела дописать и отправить сразу…

— Не говори глупостей. Ты не успеешь, если будешь дописывать его в спешке. Лучше в каюте спокойно закончи письмо, а завтра утром на первой же остановке мы его и отправим. Не будем терять времени в ресторанах, а сразу отправимся искать почту.

Владислава прикусила губу. Она думала, что быстро добежит до почты, черканет пару слов на гербовой бумаге, опустит конверт в ящик — и станет ждать ответа. Казенная бумага должна убедить отца, что все серьезно. Что же делать, если отчим не собирается оставлять ее без внимания?

Громкий переливчатый рев прокатился над водой, ворвался даже в ресторан, заставив посетителей обернуться к двери.