(Живого такого

Напеть бы дружка!)

Ох, взор его синий!

Роток его алый!

“Глянь, чтой-то пучина

Пошаливать стала!”

– В сочельник крещенский,

Что ль, парень, рожден?

У баб деревенских,

Что ль, врать обучён?

“Да нет, старина!

Ровно морок какой-то.

Гляди, – не волна уж:

Гривастая тройка!”

– Ври, дурь-ты-деревня,

Лещу да ершу!

Дай, лучше-ка гребнем

Копну расчешу!

“Врешь, совья ты старость,

Подземная шахта!

Что там за Царь-Парус

Встает на водах-то?”

– Не видишь глазами, —

Гадай на бобах!

Я, что ли, хозяин

На грозных водах? —

* * *

Глаза-то всё шире,

А змейка-то колет…

– Спи, свет, спи, соколик! —

Уж руки как гири,

Уж ноги как гири,

Лоб налит свинцом…

Не пить ей в трактире

Чайку с молодцом!

Но спорит, но всю свою мощь собирает,

Не пальцами веки себе разрывает…

Качнется – очнется: “Ой сплю, невтерпеж!”

Какой уж, какой тут любовный крутёж!

Красный загар,

Меченый лоб.

“Дядька, пожар!”

Закрылся глазок.

Ручку разжал,

Звякнул серьгой.

– Дядька, пожар! —

Закрылся другой.

Так и спит с последним криком,

С ротиком полуоткрытым.

* * *

Весь кафтан-ему-шнуровку

Расстегнула на груди.

Держит сонную головку

На полвздоха от груди.

Дышит? – Нет?

Дышит? – Да?

Наклонила лик сусальный

Над своей грудною сталью:

Есть ли, нет ли след вздыхальный?

Да, надышан круг!

Да!

Радость – молнией

В глазах, – золотом!

Радость – молнией!

Горе – молотом!

“А если уж жив он, —

Чего ж он лежит-то?

А если уж дышит, —

Чего ж он не слышит?”

Бог по морю ветром пишет!

Брови сильные стянув,

Взор свой – как орлица клюв —

В спящего вонзает.