Соседями по столу у Борисова оказались два майора и сухопарый старичок ветеран.

Майоры представились:

– Валерий Исмаилович Амирханов – отдел культуры и быта.

– Вадим Юрьевич Дулов – молодёжный…

Ветеран с орденскими планками назвался Егором Ивановичем Мильковым.

– А я ваши стихи знаю, Виктор Павлович, – с ходу огорошил он. – Давно за вашим творчеством слежу, ещё когда вы курсантом Курганского училища были и у нас, в «Красном воине», свои первые опусы публиковали. Году, кажется, в семьдесят седьмом…

От неожиданности Борисов растерялся:

– Так точно, публиковал что то в семьдесят седьмом…

– А я тогда в этой «богадельне» редактором был, в звании капитана первого ранга. По долгу службы все номера вычитывал. Вот и запомнил вас… Рад, что служить у нас будете, – продолжал старичок Мильков. – Талантливые люди в редколлегии нужны…

Майоры дружно закивали и потянулись к бутылке. Это оказалось весьма своевременным.

– Внимание, товарищи! – возвысил голос Царедворцев, сидевший за начальственным столом, под портретом Михаила Васильевича Фрунзе на коне. И Фрунзе, и конь были на себя не похожи: «Явно солдатское творчество».

Генерал майор – начальник управления воспитательной работы округа с невыразительной фамилией Бурмасов и такой же невыразительной внешностью поднялся с бокалом в руке:

– За нового полковника российской армии! – провозгласил он. – За полковника Царедворцева!

Все встали, гремя стульями. Зазвенели рюмки и бокалы. Грянуло троекратное, дважды короткое, а третье – раскатистое «ура», и праздник начался.

Где то между третьим и четвёртым тостом Борисов поинтересовался у Милькова, как это он сподобился в морском звании оказаться в сухопутном округе.

– Я ведь школу юнг Северного флота окончил – между прочим, вместе с будущим известным писателем Пикулем… Служил на торпедном катере, а после войны в военно морское училище поступил. В журналистику меня уже позже судьба забросила. После редакторского факультета и направили на Урал, – пояснил Мильков и перевёл разговор на Борисова. – Это очень хорошо, что вы к нам из войск. Не хватает у нас в редакции настоящих боевых офицеров. Эти вот юноши, – кивнул он на майоров, – как после Львовского политучилища в газету угодили, так до начальников отделов и доросли… Что с них взять, если они не знают, как солдатские портянки пахнут! А журналист всё должен знать!

Майоры к их беседе не прислушивались, усиленно налегали на водку и закуски, о чём то между собой переговариваясь.

Снова провозгласили тост за Царедворцева с пожеланием, чтобы он стал генералом.

Выпили за будущего генерала и Борисов с Мильковым.

Старый редактор, слегка «поплыв», заговорил о «политике»:

– Скажите мне, Виктор Павлович, как же это вы страну профукали? Не вы лично, конечно, а всё ваше поколение… Мы её в такой войне отстояли, такому врагу хребет переломили, а вы…

Борисов поморщился: тема была больная и неоднозначная. Он и сам не однажды задавал себе вопрос и не мог ответить, как так вышло, что могучая страна, в которой много «лесов, полей и рек», враз развалилась, а армия, «легендарная и непобедимая», о которой народ слагал песни, не встала на защиту своей удивительной страны. И он, Борисов, в том числе не встал. Потому и живёт сейчас, чувствуя себя офицером, потерявшим честь. Ведь не защитил он СССР «ценою своей крови и самой жизни», как обещал в юности, когда принимал присягу…

– А что мы, Егор Иванович? Мы растерялись… – вырвалось у него.