Большая, длинная деревянная платформа вокзала была полна офицеров гвардейских полков. Великий Князь вышел на перрон. Каски, кивера, уланские шапки стеснились, офицеры напирали друг на друга, стараясь услышать, что говорил Великий Князь.

Вера, стоявшая сзади офицеров, слышала голос Великого Князя, но не могла разобрать слов. Вдруг последнее, четко и с силой сказанное слово она уловила:

— Константинополь!..

Мгновенно все головы обнажились. Шапки, кивера, каски замахали над черными, рыжими, седыми и лысыми головами. Кое-кто выхватил из ножен сабли и махал ими в воздухе. Могучее «ура» раздалось под сводами вокзала. Все задвигалось и перемешалось. Офицеры, теснясь, пропускали к вагону Великую Княгиню с младшим сыном Петром. Вера увидела темно-синие вагоны Императорского поезда, увидела в окне одного из них Великого Князя с орошенным слезами волнения лицом. Поезд мягко тронулся, офицеры пошли за ним, крича «ура», махая шапками и саблями, потом побежали… Вера стояла на платформе и смотрела, как удалялся в тумане, становясь все меньше и меньше, последний вагон.

Свитский генерал вел под руку Великую Княгиню, и с ней шел мальчик. Великий Князь Петр Николаевич. Офицеры с громким говором проходили по платформе.

Вера потеряла в толпе графиню Лилю и пошла одна разыскивать карету.

Площадь была полна народа. По ней прекратили движение извозчиков, и только конные кареты, непрерывно звоня, шагом пробирались по рельсам через толпу. На «империалах» стояли люди.

Кто сказал этой толпе слово «Константинополь»? Оно было на устах у толпы.

Юноша-гимназист в темно-синем кепи с белыми кантами шел с товарищем. Толпа задержала их, и они остановились подле Веры.

— Леонов, помнишь, — говорил румяный, полнощекий гимназист, — Аксаков на освобождение крестьян написал:

Слышишь, новому он лету

Песню радости поет:

«Благо всем, ведущим к свету,

Братьям, с братьев снявшим гнет!..»

Пророчество, Леонов! Братьям, с братьев снявшим гнет!.. Я буду не я, если не брошу проклятую латынь и не удеру с войсками к Великому Князю, я там — суди меня Бог и военная коллегия, — победителей не судят. За братьев славян!..

На деревянном мосту через Лиговскую канаву молодой человек с пушистыми бакенбардами «под Пушкина», в черной шинели и помятой шляпе говорил девушке в шубке, смотревшей на него с радостной улыбкой, обнажившей блестящие ровные зубы:

— Константинополь, Марья Иванна, Константинополь!.. Слыхали?.. Мне кавалергардский унтер сказал: «Константинополь». Там один Босфор — чисто арабская сказка Шахразады!.. Великолепие турецкого султана. Какие у него янтарные мундштуки — удивлению подобно…

О войне, о ее жертвах, потерях, расходах, трудах, смерти и страданиях никто не говорил. Константинополь заколдовал всех. Вера то и дело слышала:

— Заветные цели Русского народа…

— Конец туркам и их зверствам…

— Мечты Екатерины Великой…

— Со времен Олега и Святослава…

— Так довершить данные Русскому народу свободы!

— Какая красота подвига!..

— Подлинно православная Христова Русь!..

Купе Вера нашла у Знаменской церкви. Выездной с высокой панели высматривал ее.

— Где ты пропадаешь, Вера? — возбужденно блестя красивыми глазами, говорила графиня Лиля. — Одна в толпе… Хотя бы приказала Петру следовать за тобой.

Слезы горели в глазах графини.

— Ты слышала, Вера?.. Константинополь!.. Порфирий едет на войну. Сейчас это решилось… Великий Князь разрешил прикомандировать его к штабу.