Разрешите мне удалиться и перевязать раны… встретимся утром…
Он с трудом добрался до корабля, и Дроге выдал ему заготовленную бутылку шотландского.
Утром Алаку пришлось напрячь всю свою силу воли, чтобы попасть во дворец ко времени сбора двора. Не то чтобы он ослабел, просто тунсбанцы начинали свой день ужасно рано, и он не мог знать, когда наступит критический момент его плана.
Его встретили сдержанно. С одной стороны, знать питала к нему уважение за победу над великим сэром Варрисом, по крайней мере в первом раунде, с другой — имелось определенное сомнение в честности подвига.
Король Морлак угрюмо поздоровался с Алаком, не проявляя, впрочем, открытой враждебности. Должно быть, ждал заключения врачей.
Алак нашел доброжелательного собеседника и коротал время, обмениваясь сальными шуточками. Просто удивительно, насколько совпадали классические образцы устного творчества в этой области среди млекопитающих видов. Хотя, скорее, здесь проявлялся параллелизм великих умов, нежели доказательство существования доисторической Галактической Империи.
Почти перед самым полуднем появился аббат Гулманан. За ним следовали несколько монахов в капюшонах и — что было необычно — с оружием в руках. Между ними шел один невооруженный монах. Священник подошел к королю, и в зале воцарилась тишина.
— Ну, — резким тоном потребовал Морлак, — что привело тебя сюда?
— Я решил, что лучше будет, если я лично доложу об исходе дуэли, милорд, — сказал Гулманан. — Это… удивительно…
— Ты хочешь сказать, что сэр Варрис мертв?
Глаза Морлака засверкали. Король не мог вызвать на дуэль своего гостя, но нетрудно было сделать так, чтобы кто-нибудь из подданных оскорбил Винга Алака…
— Нет, милорд, сэр Варрис в добром здравии, его раны незначительны. Но… Величие Создателя коснулось его… — Аббат сделал набожный жест. Посмотрев на Алака, он на мгновение опустил одно веко.
— Что ты имеешь в виду? — Морлак напрягся и сжал руками меч, лежащий на коленях.
— Только это. Когда он пришел в сознание, я предложил ему исповедоваться, как всегда предлагаю раненым. Я говорил о достоинствах и святости жизни, посвященной Храму. Наполовину всерьез я упоминал об имеющейся у него возможности отречься от грешного мира, вступить в Храм, стать нашим братом. Милорд, можете вообразить мое удивление, когда сэр Варрис согласился… нет, даже стал настаивать на передаче всех своих земель и богатства аббатству и готовности тотчас дать клятву. — Гулманан закатил вверх глаза. — Воистину чудо!
— Что?! — взревел король.
Окруженный охраной монах неожиданно сорвал свой капюшон, лицо Варриса было искажено гневом.
— Помогите! — прохрипел он. — Помогите, милорд! Меня предали..
— Дюжина братьев были свидетелями его поступка и поклянутся в этом любой клятвой, — сурово произнес аббат. — Успокойся, брат Варрис. Если зло вновь овладело твоей душой, я назначу тебе тяжкое покаяние.
— Колдовство! — прокатился потрясенный шепот по длинному залу.
— Все знают, что колдовство не имеет силы внутри стен святого аббатства, — одернул присутствующих Гулманан. — И не болтайте ереси!
Варрис безумно озирался среди копий и топоров, кольцом окруживших его.
— Меня одурманили, милорд! — выдавил он. — Да, я помню, что делал, но я был лишен собственной воли… я подчинялся словам этого старого дьявола… — Варрис увидел Алака и прорычал: — Гипнит!
Патрульный выступил вперед и поклонился королю.
— Ваше величество! Сэр Варрис первым выбирал оружие, но если вы хотите снова осмотреть его, оно здесь. |