Брюс поклонился на этот раз более глубоко.

– Я даже не знаю, как благодарить тебя, государыня, Елизавета Александровна. В таком случае я поеду, чтобы предупредить отроков, что к ним сегодня прибудет гостья, – и Яков Вилимович стремительно вышел из комнаты, а Филиппа вскочила на ноги.

– Марго! Марго! Где тебя черти носят, негодная? – перепуганная служанка выскочила из двери, ведущей в гардеробную, где приводила в порядок платья своей госпожи. – Принеси мне шкатулку из сейфа, живее, и приготовь теплую накидку, я сегодня выезжаю, – одновременно с ней начали суетиться Варя и Катя, а Анна Гавриловна только головой покачала.

– Я понимаю, что ты хочешь помочь будущему мужу приняв некоторые из его обязанностей на себя, вот только кто в таком случае будет выполнять твои? – прошептала она, поднимая вверх тончайшее кружево и глядя как переливаются золотые нити в солнечном лучике, упавшем на него. – Вот это… да, однозначно это, остальные можно даже и не смотреть.

* * *

Уезжал я из Москвы рано утром, еще по темну. Когда я начал выбираться из постели Филиппы, чтобы вернуться в свою комнату, то мне даже показалось, будто она не хочет меня отпускать, и это было чертовски приятно. Поцеловав ее в нос, я прошептал, что все будет в порядке и я вернусь быстро, она даже соскучиться не успеет. Она только кивнула, глядя влажными глазами, как я одеваюсь. Но перед тем, как я ушел, она нашла в себе силы улыбнуться и пожелать скорейшего возвращения, больше ни одним жестом, не пытаясь меня удержать. Я кивнул и вылез в это проклятое окно, которое мне скоро будет в кошмарах сниться.

В карете нас ехало трое. Я, Митька и тот самый огородник, которому я приказал собираться и ехать со мной. Им к моему удивлению оказался Посошков Данила Иванович, сын покойного Посошкова, чью книгу я велел прочитать моим ближайшим министрам.

– Ты знаком с трудами отца? – это было первое, что я спросил у него.

– Да, государь Пётр Алексеевич, – Данила заметно робел, все-таки дворянского достоинства у него не было, и он просто дико растерялся, когда понял, что ему предстоит ехать со мной в одной карете. – Но я больше по земле. Мне нравится с растениями возиться, лучшие сорта выводить, изучать их…

– Ну это же отлично, – перебил я его, переведя взгляд на невозмутимого Митьку. А ведь он тоже без дворянского достоинства. Вот кому-кому, а ему надо выдать грамоту, на свадьбу, например. Решив эту важную для себя дилемму, я вновь повернулся к Посошкову. – Давай будем говорить за растения, потому что, видишь ли в чем дело, Данила Иваныч, я-то вообще ничего почитай в них не смыслю.

Всю оставшуюся дорогу мы провели за разбором агрономических тонкостей.

– Смотри, государь Пётр Алексеевич, – мы склонились к карте, которую развернули прямо в карете. – Пшеницу лучше высаживать вот в этих районах, – и он немецким карандашом очертил южное Приволжье, южный Урал, часть украинских земель, и сравнительно небольшую площадь в Центральной части. Более севернее можно сеять рожь, а вот в наших местах уже предпочтение нужно отдавать тем видам, кои засуху могут переносить: овес и ячмень. В самых низовьях рек Кубань, Дон и Терек можно даже рис попытаться вырастить.

– Запруды нужны будут, – рассеянно проговорил я, разглядывая карту.

– Ну, это не проблема, в низовьях эти реки и так разливаются будь здоров, там минимальные усилия нужны будут.

– Нет, без риса обойдемся. Пока не решим вопроса с малярией, нехрен там делать, – я перевел взгляд севернее.