Она с большим удовольствием наблюдя за моими ухищрениями, принялась баловаться, пользуясь полной своей безнаказанностью. Сначала она просто мне мешала, подталкивая и щекоча, потом начала шарить руками под одеждой, сбивая и без того сложный процесс переодевания совсем в другую плоскость.

    Мне пришлось молча, чтобы не потревожить соседок, бороться с ее настырными пальцами, и еще пытаться натянуть на себя затрапезное платье. Зато я почувствовал себя настоящей девушкой подвергающейся «сексуальной агрессии» и, в конце концов, сдался.

    Отбросив в сторону проклятое платье, я прилег, в чем был, рядом с принявшей строгий обет шалуньей и теперь не мне, а ей пришлось защищаться. Впрочем, она была уже в таком состоянии возбуждения, что долго и не сопротивлялась. И еще мне пришлось следить, чтобы под нами предательски не скрипела лавка, и Юля не перебудила криками весь наш бомонд.

    Только когда небо уже начало светлеть, мы унялись, и я смог, наконец, одеться.

    -  Ты же, кажется, влюбилась в Аркадия, - спросил я шепотом истомленную «подружку».

    -  Он такой милый, - ответила она, засыпая. - И я думала, что это со мной он, а не ты.

    Осталось надеяться, что если они и вправду когда-нибудь поженятся, такое признание хоть как-то утешит Семидольного.

    Когда все проснулись, я был уже полностью одет, комнату опять заполнили камеристки и компаньонки.

    Началась процедура одевания, причесывание и суетливые сборы. На нас с Юлией никто не обращал внимания. Только одна дама, спавшая совсем близко от нас, временами глядела на меня расширенными, лихорадочно блестевшими глазами.

    Глава семнадцатая

    С утра начался затяжной, почти осенний дождь, и мир погрустнел. Ехать в открытой коляске в промокшей насквозь одежде было, мягко говоря, некомфортно. Дорога раскисла, наши лошадки уже с трудом тащили переполненную пассажирами коляску, и кавалерам пришлось пересесть на своих лошадей. Мы с Юлей не выспались и клевали носами, наши офицеры выглядели бодрее и даже пытались шутить и нас развлекать. Однако вскоре и они скисли и ехали с двух сторон коляски, нахохлившись, как мокрые воробьи. Дождь все не прекращался, и мое платье промокло так, что начало холодить тело.

    -  Давайте где-нибудь переждем и обсохнем, - предложил я.

    Предложение было принято, однако по дороге нам не попалось ни одного постоялого двора, а проситься на дневку в крестьянскую избу никому не хотелось. До Тосны, где была следующая почтовая станция, было еще далеко, и нужно было как-то спасаться от непогоды.

    -  Здесь почти по пути живут наши родственники, можно было бы к ним заехать, - предложил Аркадий Семидольный.

    -  Это далеко от тракта? - спросил его Александр.

    -  Не знаю, нужно у кого-нибудь спросить.

    -  А что они за люди? - поинтересовалась Юлия.

    -  Помещики, только небогатые. У них крестьян всего-то душ двадцать, однако, думаю, кров они нам предоставят.

    Делать было нечего. Нужно было или продолжать путь и мокнуть, или искать пристанище. Решили попытаться оба варианта совместить: ехать дальше и, если удастся узнать местоположения родственников, заехать к ним обсохнуть. Не получится, - добираться до станции или, по крайней мере, до ближайшего постоялого двора.

    Как в свое время Радищеву, ехавшему тем же путем из Петербурга в Москву, нам попался работающий в поле крестьянин.