— Нет, сударыня, нет, я был инкогнито, в бенуаре.
— Один?
— Нет, с вашим портретом.
— О! Боже мой! Как любезно то, что вы мне говорите, но клянусь, я не верю ни слову!
— Однако это истинная правда.
— Если так! Я в отчаянии, что вы вчера приехали.
— Отчего же? Вы были очаровательны в Заире, чудесны в Роксолане.
— Я не была хороша.
— Что за вздор; напротив, вы были восхитительны.
— Нет, я была не в духе…
— Разве Понятовский слишком много говорил со своей соседкой?
— Скучна…
— Не умер ли Дюрок?
— Печальна.
— Не разорился ли Мюраш?
— Кстати, о Мюраше: он сделан великим герцогом, не правда ли? И, говорят, будет вице-королем, как Иосиф.
— Да, я слышал кое-что об этом.
— Но скажите, королям дают достаточное жалованье?
— Да, недурное; и если это может быть хоть сколько-нибудь вам приятно, мы… мы поговорим об этом.
— Ах! Вы, милый Луи, вы всегда принц, не так, как ваш император.
— Что же сделал вам мой император? Я думал, что он сделал вас… императрицей.
— Ах! Да, он очень любезен. Послушайте, мне хочется оставить Францию и отправиться в Милан.
— Поезжайте, поезжайте, милая Фернанда; вы будете там очень хорошо приняты; я именно для того приехал в Париж, чтобы набрать себе труппу и потом пуститься в Эрфурт и Дрезден. Вы поедете в Дрезден?
— Марс, Жорж и Тальма поедут, но мне не сказали еще ни слова.
— Хотите ехать?
— Хочу ли?! Послушайте, милый принц, я буду откровенна: это обстоятельство было вчера причиной того, что я была не в духе.
— В самом деле?
— Право.
— Если так, я устрою все с Родригом. Кажется, это по его части.
— Ах! Вы будете ангелом.
— Теперь сделайте вы что-нибудь для меня.
— О! Все, что вам угодно.
— Покажите мне недельный репертуар, чтобы я мог расположить мои вечера по вашим. Я хочу видеть «Тамплиеров». Вы в них играете?
— Да, нечто вроде плакальщицы. Я бы хотела, чтобы вы видели меня в какой-нибудь другой роли.
— Я хочу вас видеть во всех.
— Так вам нужен репертуар?
— Да.
— О! Он предурно составлен. Всё пронырства, козни, интриги. Я с грустью вижу, что наша французская комедия идет Бог знает куда.
— Неужели?
— Но куда же мог деться репертуар? А! Помню.
Фернанда протянула руку к шнурку колокольчика, оканчивавшегося вызолоченными медными луком и колчаном, и позвонила.
Вошла мамзель Корнелия.
— Куда ты дела репертуар, который я тебе отдала вчера? — спросила Фернанда.
— Я положила его в одну из ваз в вашей спальне.
— Принеси. Он нужен принцу.
Корнелия вышла и минуту спустя воротилась с расписанием.
Фернанда взяла его, подала принцу и, обращаясь к Корнелии, которая не сходила с места, спросила:
— Чего ты ждешь?
— В передней стоит одна особа, которая желает поговорить с вами, — сказала субретка, сопровождая свой ответ взглядом, говорившим: будьте покойны, я знаю, что делаю.
— Еще красивый молодой человек?
— О! Нет, сударыня. Бедная молодая девушка очень печальная и, по-видимому, несчастная.
— Как она называется?
— Цецилией.
— Цецилией, как дальше?
— Просто Цецилией. |