Он замахнулся, готовый ударить. Не соображая, чисто автоматически я поднял неизвестно откуда взявшийся в руке пистолет и выпалил в его сторону. С двух метров промахнуться мудрено, но я почти сумел. Верткий гад оказался и извернулся, словив пулю в плечо, а не грудь, куда я норовил попасть. Впрочем, к моему счастью, рана, видимо, была не слишком приятной. Он не стал гоняться за мной, а развернул коня, уходя в сторону.

Последний оказался самым противным. Ему противостояли четверо, включая подключившегося денщика Загряжского, однако достать мы его всей толпой не могли. Он крутился, умело управляя конем, который и сам не прочь был лягнуть, укусить и вообще проявлял склочный характер. Один на один всадник без особого труда уделает пехотинца, но четверо все же многовато. Сначала животину огрели по заду прикладом, так что она подскочила, жалобно заржав, и не преминула врезать копытом обидчику, уложив поручика. Затем Гена достал татарина, ткнув его в бедро. Стоит задеть кровеносную жилу, и быстро загнешься, даже не заметив причины в горячке драки.

Налетчик, видимо, понял, что для одного даже трое многовато, и, в очередной раз замахнувшись, вместо удара пнул жеребца. Удалялся он с неменьшей скоростью, чем приближался, и гнаться на своих двоих за ним было совершенно бесполезно. Фактически все это продолжалось три-четыре минуты, но показалось вечностью. Когда, пыхтя и потея, пытаешься пырнуть острой железкой узкоглазого типа, отнюдь не настроенного тебе в столь правильном занятии помогать, а ответно секущим воздух острой саблей, течение времени чувствуется иначе.

Мы всей командой не сговариваясь рванули в сторону повозок. Там продолжалась свалка, часть нашего отряда засела в окружении телег и энергично отбивалась от налетчиков. Наверняка требовалось подкрепление. Да и странно было бы устроиться отдыхать в разгар общей драки. Избавятся от остальных, за нас примутся. Конечно, такими категориями никто не думал и речи не произносил. Сработал стадный инстинкт. Быстрее к своим. Ударить в спину чужим.

Торопиться вряд ли стоило, сначала имело смысл зарядить пистолеты, но я мало что соображал в те секунды. Просто несся со шпагой в руке, рыча нечто невразумительное. Даже не ругался, слова сбивают дыхание. И дело не в сорванной крыше, как случалось раньше. Пощады от врага ожидать не имеет смысла, так не прятаться же!

Очередной тип, в красных шароварах и черкеске, у нас на глазах приколовший длинным копьем офицера, перехватил поудобнее свое оружие и атаковал нас с диким воплем. На одно ухо я слышал по-прежнему плохо, но тут не пропустишь. Чего они так кричат, раздражает.

Всадник налетел ураганом, прямо на Геннадия, неподвижно стоящего на дороге, не имеющего ничего помимо своей сабли. В последний момент тот метнулся влево, пропуская и, что-то сделав, сбивая наконечник в сторону. Все произошло так быстро, я и разобрать никаких подробностей не успел. Зато очень хорошо заметил, как разбойник завалился вперед и рухнул нам под ноги, зацепившись носком сапога за стремя.

Лошадь испуганно рванула подальше от злых русских, волоча за собой тело, и моя попытка добавить пропала без смысла. Зато торжествующую ухмылку на физиономии Геннадия ни с чем не спутаешь. Достал все-таки, отправив разбойника на встречу с гуриями. В два прыжка он догнал поверженного и ухватил скакуна за узду, останавливая. Трофейщик чертов, подумал я без особого осуждения.

Рядом затрещали выстрелы, и налетчики, дружно плюнув на продолжение грабежа, стали уходить, перестав обращать внимание на разбросанное вокруг добро и раненых с убитыми. Теперь я ясно видел — их хорошо если десятка полтора. Считая убитых, раза в два меньше нашего отряда. И ведь чуть не разделали. Внезапность!

С чего это они удирают? Беглый взгляд вокруг принес заметное облегчение. Не так далеко обнаружились всадники, но эти, похоже, были не из их компании, хотя не менее цветасто одеты.