— А чего боялись-то? — не удержалась Вера от любопытства. Хотелось прямо сейчас узнать как можно больше о своей дальней родственнице.

— Да, как тебе сказать?.. — баба Маша призадумалась. — Вроде и нечего бояться… Да суеверные же все. Бабка твоя, упокой господь ее душу, — перекрестилась она, глядя на икону, — странная была. В здравом-то уме опасалась предсказывать людям беды, хоть и чуяла их, как уж я потом смекнула. А как впала в беспамятство, началось… Откроет бывало глаза, посмотрит на тебя ничего не видящим взглядом и проговорит страшно так: «Корова у тебя, Федор, сдохнет этой ночью!» Хоть стой, хоть падай, — она снова перекрестилась. — А люди, что? Понимают, что не может быть в жизни все ладно, но и знать заранее о своих бедах не охочи. Вот и боялись… Да и дом у нее странный — такой же, как она сама.

Вера уже окончательно согрелась, и баба Маша усадила ее за стол. Налила огромную чашку чая, придвинула пироги и велела есть и пить досыта, поминая родственницу добрым словом. В какие добрые слова она могла подобрать? Разве что придумать — не знала ведь совершенно свою бабку, даже по рассказам. Могла слепить образ только из тех нескольких слов, что услышала от новой знакомой. Только образ получался какой-то не добрый.

— А вы одна живете? — решила проявить Вера вежливое любопытство, хоть и не очень хотелось сейчас разговаривать.

— А с кем же? Муж умер, годков десять уже как. А дети еще раньше разъехались. У нас тут по большей части одни старики да остались. И те из молодых, кому ехать некуда.

Глухомань глухоманистая. Куда же тебя занесло, Вера Николаевна? И как ты тут выдержишь целых пять дней? Выхода нет — придется погружаться в работу с головой. Да и деваться тебе некуда, раз подписалась сдать книгу через два месяца. И начать расспросы она решила прямо сейчас.

— Баб Маш, а вас моя бабушка лечила?

— А то ж! Конечно, лечила. Ревматизм меня замучил, собака. Еще молодая была, начал скручивать. Так твоя бабка знаешь, как жизнь мне облегчала? Придешь к ней, пошепчет она что-то над моими руками и ногами, даст микстуры с собой и пару месяцев я как новенькая. Потом даже совсем выздоравливать стала. А сейчас вот все по новой. Видишь? — она протянула руки, показывая Вере скрученные и утолщенные в суставах пальцы. — Порой так болит, мочи терпеть нет. Ничего тогда делать не могу.

— А что шептала, не помните?

— Нет, что ты? Да и не разобрать было… Она знаешь, как низко склонялась, едва губами не касаясь больного места. И говорила, говорила… много так. А ты что, тоже умеешь врачевать? — с подозрением посмотрела она на Веру.

— Что вы! Нет конечно! — засмеялась она, а в душе шевельнулся безотчетный страх.

— Нет? А то я уж подумала… — с явным разочарованием в голосе протянула баба Маша.

Почему-то Вере резко расхотелось расспрашивать ее дальше. Появилось неприятное ощущение, что ее в чем-то подозревают.

— Загостилась я у вас, — слегка потянулась она, разминая затекшее тело. — Спасибо за угощение! Не проводите меня в дом бабы Антонины?

— А ты там что ли поселиться собралась?

Показалось Вере, или в голосе бабы Маши прозвучал страх? Не станет она никого слушать и ничего бояться! Нужно же ей все как следует изучить, записать… А времени на все про все не так уж и много.

— А что нельзя? Есть наследники на ее имущество?

— Да какие наследники! Мы ж думали, что у нее и родственников нет. Просто… не страшно тебе в доме, где покойница три дня лежала? Да и вообще…

Что она имела в виду под «вообще», Вера уточнять не стала, а про покойников у нее была собственная теория.