Определенно мужская… но не Тома Хатчинсона.
— Я не хотел вас напугать, — вкрадчиво, почти любезно произнес Джентльмен. — Не бойся, — прошептал он, ухватившись за борт покачивающейся лодки. — Мы — старые друзья. Сказать по правде, я наблюдаю за тобой уже более двух лет.
И тогда Ро закричала, да так истошно, будто наступил конец света.
Для Ро Тирни он действительно наступил.
Часть первая
Липучка Кросс
Глава 1
Вашингтон, округ Колумбия, апрель 1994 г.
Все началось, когда я сидел на веранде нашего дома на Пятой улице. За окном «дождь лил как из ведра», как любит говорить моя малышка Дженнел, и лучшего места, чем веранда, трудно было подыскать. Бабушка однажды научила меня словам молитвы, которую я до сих пор помню:
«Благодарю за все, что ты нам ниспослал». В тот день, казалось, что это весьма к месту, во всяком случае почти.
На стене веранды висела карикатура Гари Ларсона из серии «Дальняя сторона» с изображением ежегодного банкета Всемирного общества официантов. Одного из участников банкета прирезали: из груди у него торчал нож, всаженный по самую рукоять. Рядом стоящий детектив говорил:
«Боже мой, Коллингс, терпеть не могу, когда понедельник начинается с таких дел». Картинка висела как напоминание, что работой следователем по особо важным преступлениям округа Колумбия моя жизнь не ограничивается. Рисунок Деймона двухлетней давности, прикрепленный рядом с карикатурой, сопровождался; подписью: «Самому лучшему на свете папочке». Еще одно напоминание.
Я наигрывал на нашем стареньком рояле темы из репертуара Сары Воан, Билли Холидей и Бесси Смит. С некоторых пор блюзу удавалось добираться до самых чувствительных струн моей души. Я вспоминал Джеззи Фланаган. Иногда, когда я закрывал глаза, мне виделось ее красивое лицо. Это видение преследовало меня, и я старался закрывать глаза не слишком часто.
Двое моих сорванцов, Деймон и Дженнел, уселись по бокам от меня на широком, хотя и слегка расшатанном рояльном стуле. Дженнел маленькой ручонкой, насколько могла достать, обхватила меня за спину, то есть примерно за треть спины.
В свободной руке она держала пакет с жевательными конфетами «Гамми-Беарс», как всегда, не забыв поделиться с друзьями. Я потихоньку посасывал одну такую — красную.
Вдвоем с Деймоном они мне подсвистывали, хотя Дженнел скорее причмокивала в определенном ритме. Старая кукла, сидя на рояле, подергивалась в такт музыке.
И Дженни, и Деймон знали, что в последнее время, во всяком случае, в последние несколько месяцев, мне пришлось хлебнуть горя, и потому пытались меня приободрить. Я играл, а они насвистывали под аккомпанемент рояля мелодии в стиле блюз, соул и немного фьюжен, при этом не забывая смеяться и дурачиться, как и подобает детям их возраста.
Вот так проводить время с детьми я любил больше, чем все остальное в жизни, вместе взятое, и все чаще это делал. Фотографии детей постоянно напоминали мне, что по пять и семь лет им будет всего раз в жизни. Я вовсе не собирался упускать то, что больше никогда не повторится.
Тяжелый топот по ступеням крыльца черного хода прервал наше веселье, потом зазвонил дверной колокольчик: один настойчивый звонок, другой, третий. Кто-то, видимо, был в нетерпении.
— Звонят колокола, колдунья умерла, — предложил первое, что пришло на ум, Деймон. На нем были обхватывающие голову обручем черные очки, по его мнению — атрибут «крутого парня». Он и был довольно крутым пареньком, с этим трудно спорить.
— А вот и не умерла колдунья, — отпарировала Дженни.
Я с недавних пор заметил, что она стала отчаянной заступницей представительниц своего пола.
— Боюсь, что о колдунье мы так ничего и не узнаем, — выдержав паузу и с надлежащим выражением сказал я. |