— Ну, раз уж ты так решила, пожалуйста, — произнес он и неожиданно резким ударом сбил ее с ног. Она рухнула навзничь. — Умрешь здесь.

Из потрепанного медицинского саквояжа он извлек шприц с иглой. Взмахнул им словно крошечным мечом. Пусть видит.

— Этот шприц называется «Тубекс», — сказал он. — В нем тиопентал натрия, который является барбитуратом. Оказывает свойственное всем барбитуратам действие. — Он выдавил из иглы тонкую струйку бурой жидкости — совсем как чай со льдом. Ей совсем не хотелось, чтобы это впрыснули ей в вену.

— Какое действие? Что ты собираешься со мной сделать? — крикнула она в тугой кляп. — Пожалуйста, вынь этот кляп у меня изо рта!

Она покрылась потом, дышала прерывисто. Тело напряглось и онемело от страха. Зачем он собирается вводить ей барбитурат?

— Если я промахнусь, умрешь прямо сейчас, — сказал он, — поэтому не шевелись.

Она утвердительно кивнула. Ей очень хотелось продемонстрировать ему, что она может быть послушной, совсем послушной.

«Только не убивай меня, прошу, — беззвучно умоляла она. — Не делай этого».

Он проткнул вену на сгибе локтя, и она почувствовала болезненный укол.

— Я не хочу оставлять безобразных синяков, — прошептал он. — Это займет немного времени. Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, ты так-кра-сива-ноль. Все, конец.

Она заплакала. Помимо своей воли. Слезы струились по щекам. Он сумасшедший. Она зажмурила глаза, чтобы не видеть его больше.

«Боже, не дай мне так умереть, — молилась она. — Не здесь, не в одиночестве».

Наркотик подействовал быстро, почти мгновенно. Она ощутила тепло во всем теле, тепло и сонливость. Ноги ее подогнулись.

Он снял с нее майку и принялся ласкать ей груди, играя с ними, словно жонглер шарами. У нее не было сил оттолкнуть его.

Он раздвинул ей ноги, насколько позволяла длина ремня, раздвинул так, как будто она была не человеком, а тряпичной куклой. Опустился на колени, пристроившись между ее ног. Неожиданный толчок заставил ее открыть глаза, и она увидела прямо перед собой страшную маску. Он тоже не спускал с нее глаз. Они были пустыми, холодными, но удивительно проницательными.

Он вошел в нее, и словно мощный электрический разряд пронизал ее насквозь. Его член был тверд, как камень, напряжен до предела. Он вгрызался в ее нутро, пока она медленно умирала от барбитурата. Ему нужно было видеть, как она умирает. Вот в чем все дело.

Ее тело вздрагивало, колотилось, тряслось. Несмотря на слабость, она пыталась кричать:

— Нет, пожалуйста, умоляю! Не надо!

Все потонуло в спасительной тьме, опустившейся на нее.

Сколько времени она пробыла без сознания, неизвестно. Это не важно. Главное, что она пришла в себя и была еще жива.

Слезы хлынули из глаз, душераздирающие рыдания заглушал кляп. Она поняла, насколько дорога ей жизнь.

Он перетащил ее на другое место. Руки завязал за спиной, в обхват ствола дерева. Скрещенные ноги тоже связал, во рту ее по-прежнему был тугой кляп. Он раздел ее донага. Одежды нигде не видно.

Он все еще здесь!

— Мне, честно говоря, наплевать на твои крики, — сказал он. — Здесь тебя все равно никто не услышит. — Глаза сверкали из-под маски, так хорошо имитировавшей человеческое лицо. — Мне просто не хочется, чтобы ты отгоняла голодных птиц и зверей. — Он ненадолго задержал взгляд на ее поистине прекрасном теле. — Очень жаль, что ты меня не послушалась, нарушала правила, — произнес он.

Сорвав маску, он впервые дал ей увидеть свое настоящее лицо.