— А откуда приехала Нора? — поинтересовался Барнаби.

— Ее прислали из какого-то агентства. Я думаю, она была сирота. Довольно хорошенькая. Но я объяснила ей, что Дадли не из тех, которые женятся. После выдворения Норы жизнь вошла в свою обычную колею, пока вы не наняли эту дурочку, смазливую Сильвию. Но я избавилась от нее.

— Избавились?

Старуха самодовольно усмехнулась.

— Напугать ее было еще легче, чем Луизу. Такая трусиха, что ей достаточно было подложить жабу в постель… Но что касается Луизы… — Глаза миссис Фейтфул угасли, голос задрожал, и она процедила: — Я отперла дверь и выпустила… вашу жену. Я догадалась, что она там, когда узнала… что совершил Дадли. Да, пожалуй, вы правы. Я действительно испортила мальчика. Хотела сохранить его для себя. Видите ли, я тогда потеряла собственного малыша…

Глава 23

Ближе к полуночи Дадли пришел в сознание и откровенно признался в двух убийствах: служанки Норы и Луизы Пиннер. Он рассказал, что Нора забеременела и грозила обратиться к властям, если он не женится на ней. До этого Дадли не собирался лишать ее жизни. Но угрозы Норы взбесили его; в порыве злобы и страха он зверски расправился с беременной женщиной. Луизой он серьезно увлекся; но из-за одной неосторожной фразы, произнесенной Дадли в их последний вечер, девушка заподозрила, что он знает тайну найденного в поле скелета. Проведав, что Луиза написала анонимное письмо в полицию о загадочном отсутствии Жозефины, он перестал доверять ей. В роковую для гувернантки ночь выманил ее из дома, убил, потом вернулся и хладнокровно упаковал маленький труп в чемодан.

Эмма, догадавшаяся о страшном смысле «прощальных» писем, представляла для него главную опасность; поэтому он съездил в Кентербери и послал ей оттуда телеграмму — якобы от Сильвии. Эмма попала в ловушку, и Дадли без особых усилий похитил ее и спрятал в каморке над заброшенной конюшней.

Однако убийца горячо отрицал свою причастность к исчезновению Сильвии; более того, он клялся, что видел ее живой и невредимой в кафедральном соборе в тот день, когда Эмма приехала в Кентербери, чтобы встретиться с ней…

* * *

Несмотря на усталость, Эмма, которую Барнаби не выпускал из своих объятий, плохо спала в эту ночь и уснула только к утру. Когда она открыла глаза, сияло солнце, а снизу доносились оглушительные крики попугая. Любимец Жозефины бушевал так, словно в доме поселилась дюжина его собратьев.

Столь ранние гаммы пернатого гостя вызвали у Эммы раздражение.

— Эта на редкость жизнерадостная птица разбудит детей. Девочки могут испугаться, не зная, кто так вопит спозаранку.

— Так пусть узнают, — нежно прошептал Барнаби. — За ними приехала их мать, и мы теперь можем отправиться в Испанию. Ты понимаешь, какое это счастье, моя дорогая? Надеюсь, месяц, напоенный солнцем и вином, в обществе преданного мужа, потакающего всем прихотям жены, восстановит ослабевшие силы после всего, что тебе пришлось пережить.

— Понимаю… — неуверенно ответила Эмма.

— Не слышу большой радости в твоем голосе. Не значит ли эта сдержанность, что ты все еще следуешь совету тетушки Деб и не доверяешь мне?

— Доверяю… — так же неуверенно ответила Эмма.

— Тогда как понять твои колебания? Я не сомневаюсь в том…

В это время по коридору промчались проснувшиеся дети. Эмма прислушивалась к их приглушенным голосам, от возбуждения срывавшимся на высокие ноты.

— Дина, я вижу клетку для птиц. Правда! Посмотри, вон там!

— Наверное, в ней птицы-колибри!

— Колибри так не кричат.