Система охраны пройдена.

Пробравшись по древним, обломленным годами ступенькам, я оказался в скрипящем коридоре. Третий этаж оказался деревянным и скрипел так, что казалось, плакал о нелёгкой судьбе. Выбирая наиболее скрипящее направление, я безошибочно пробрался к кабинету главного редактора.

В этом городе с издательствами худо. Главный редактор по возрасту годился в отцы Сталину. Скрип коридора его ничуть не смущал. Видимо по той простой причине, что он его не слышал, как впрочем, и тот факт, что я вошёл и стою на пороге в ожидании.

Постояв секунд пятнадцать на входе, я приблизился и сел напротив. Старик дремал, уткнувшись в томик «Капитала». Он почти свесил голову на грудь, но подбородок не касался шеи, зависнув в промежуточном положении где-то на середине.

— Слава Советскому Союзу! — Рявкнул я, перебирая в руках листы, словно перед выступлением.

Дед не подскочил, как ожидалось, лишь вяло приподнял голову. Тяжёлый взгляд из-под густых бровей прошёлся по мне вскользь, ушёл на портрет Ленина на стене у двери. Скрипучий, дремучий голос докатился тяжёлым басом, словно говорил могучий дуб или ржавый робот:

— Да ты хоть знаешь, что мы потеряли?

— Конечно, кто старое помянет — тому глаз вон, а кто забудет тому оба. Но что вы всё постоянно это о деле, деле, деле? Только и слышу каждый день, — вздохнул старик. — Ну, давай, читай.

Читать? Чего читать-то? Не я ж поэт. С другой стороны, поэту уже не до чтения, придётся мне. Набрав в грудь побольше затхлого кабинетного воздуха с примесью пыли, в три раза большей, чем у меня дома, я начал, едва не закашлявшись:

— Любопытно, любопытно. — Хмыкнул старик. — И много у вас на это ушло?

— Чего ушло?

— Ну, даже не знаю. Времени, бумаги, мысли. Терпения, наконец.

— Это не у меня ушло, это у него ушло, и сам он ушёл, просто понимаете…

— Ушло и, слава богу, молодой человек. — Прервал, не дослушав, редактор. — Пусть идёт себе другой дорогой, а вы спортом займитесь.

Как говорится: «Мы ехали, ехали и, наконец, приехали».

Молча достал пачку, послюнявил палец и начал отсчитывать. И кому? Этому комуняке с мыслями о боге? Неправильный какой-то человек. Надо либо одно, либо другое. Если стоять одной ногой там, а другой там, то обязательно порвёшь штаны.

— Ты мне это дело брось! — Подскочил старик. — Буду я из-за тебя ещё позволять деревья рубить. Это ж сколько берёзок на такую чушь пойдёт.

Пулю ему вогнать в лобешник что ли? Никто и не заметит. Судя по пыли на полу, в кабинет этот заходит только он сам.

— Ну ладно, тогда манускрипты свои читай, умник, — я кивнул в сторону полных собраний сочинений Ленина в количестве пятидесяти штук и вышел, не дожидаясь ответной реплики.

М-да, в нашем городе с творчеством как-то не очень. То ли дело Москва, Санкт - Петербург. Там крупные издательства. Нечета этим загибающимся «очкарикам».

Злой и разбитый, причитая на советские постулаты, я побрёл по улице сквозь поднимающуюся метель. Погода словно прочла всё, что накопилось на душе, и решила выплеснуть наружу, вздыбив могучими ветрами в небо.

М-да, вроде неплохой полёт лирической мысли. А что если доделать стихи Антона? Ну-ка, ну-ка.

Антоха, прости, но придётся доработать в том же русле. Соавторство ставить не буду, всё-таки твоё баловство — сам и разгребай свою славу. Я только чуть-чуть подделаю.

Продрогнув до мозга костей — маловата мне всё-таки одежда Антона — я забрёл в первое попавшееся здание. По иронии судьбы это оказалось Интернет-кафе.

Своего компьютера у брата не было. Врачи запретили сидеть возле всего, что излучало хоть толику излучения.