Бросил машину возле соседнего дома и рысцой побежал к подъезду, запихав пистолет за пояс и под кофту. Долго стоять возле домофона не пришлось, какая-то старушка, узрев мой внешний вид, бормоча о распущенной молодёжи, пустила внутрь.

Через три минуты я стоял возле общей заповедной двери. Прямо напротив меня была моя квартира, что была от меня теперь так же далека, как Южный полюс. В этой квартире разбились мечты, и остановилась сама жизнь. А чуть левее была квартира, хозяева которой всячески способствовала этому.

Решётка была закрыта. И вряд ли кто откроет дверь, если позвоню. К тому же может выйти не Михаил, а его мать… Как бы я не говорил себе, что готов изничтожить их всех, всё-таки не хочу лишних жертв. Она может быть не виновной. Совсем ничего не знать. Мне нужны только двое: один застрял на другом конце города, другой в паре метров, за толщей дверей и стен.

Некоторое время я стоял за дверью, до белизны сжимая рукоять пистолета, и точно знал, что он может выплюнуть ещё пять пуль. Стоял и думал, как преодолеть последние метры до мести. Какие-то жалкие пару дверей!

По одной бронебойной пули на каждый замок? Три замка. Ещё две пули в запасе. Но хватит ли на месть? И там ли он? Предстояло как-то решить эту проблему. Но будет слишком шумно. И не факт, что Миша дома.

* * *

Лоб подпирает дверь, пол смотрит на холодное дуло пистолета, зубы плотно сжаты, почти до скрипа, и в голове столько мыслей, что хватит на несколько томов вариантов с названием «Как пройти за закрытую дверь?».

А он скорей всего там, в нескольких метрах. И не могу дотянуться до убийцы, лишь перед глазами картина, как на фоне падающего снега здоровая палка занесена над головой и разбитые губы очкарика усмехаются, шепча последние слова.

На дворе давно темно, ночь спускается на город рано. Это в машине уже ехал в сумерках, а как до подъезда добрался, так вообще почти ночь.

Проиграл? Сейчас приедет отец Михаила, и снова попаду в плен. Смерть если и будет, то только моя.

Но я просто простою здесь до последнего. Если Михаилу сегодня суждено умереть, он умрёт. Если нет, то я больше не буду предпринимать подобных попыток. Пусть меня замочат или бросят в тюрячку по приказу Колчикова. Мне уже всё равно.

Я закрыл глаза и расслабился. Оторвал лоб от двери и облокотился на стену.

— Будь, что будет, — едва слышно прошептали губы…

В какой-то момент ключ ударил о замок. Люди никогда не попадают в замок с первой попытки. Послышался скрежет замочной скважины, повороты ключа. Я рванул от стены, прячась у лифта, впиваясь в стену, сливаясь с ней, как хамелеон.

Первая дверь закрылась, и обладатель ключей принялся за решётку.

Поворот ключа, ещё один. Эти звуки вспарывают тишину. Сердце стучит, как безумное.

Дверь распахнулась вовсю ширь и несколько шагов принесли ко мне… Михаила Младшего.

Я вышел из укрытия, а он застыл с осоловелыми глазами и мусорным ведром. Зрачки неотрывно застыли на пистолете, и нижняя губа задрожала. Ведро выпало, и содержимое с жутким запахом рассыпалось по площадке.

— Знаешь пословицу, про то, что мусор к ночи лучше не выносить? — Зачем-то спросил я. Наверное, нужен был ещё один толчок, ещё один импульс, чтобы нажать на курок.

— Знаю, — одними губами прошептал он и по щекам покатились слёзы.

Палец тяжело надавил на курок, справляясь с судорогой сгибательных и разгибательных мышц в сторону первых.

Громкий хлопок прокатился по подъезду. Мишу отбросило силой бронебойной пули. Чёрную дверь за спиной словно полили водой. На чёрном фоне красный виден плохо.

Дыра в груди размером с крупный орех быстро заполнялась багровым. Он что-то шептал, но слов не было — легкое пробило. А то и два. Лишь по губам потекли капли, оставляя кровавые следы на скулах.