|
Марсель), с островов Эгейского моря, из городов Малой Азии, с берегов Геллеспонта и Боспора, из Северного Причерноморья и т. д. Если оратор находит нужным упомянуть грузы их кораблей, то ими, как правило, оказываются различные виды продуктов сельского хозяйства и рыболовства: чаще всего зерно, затем вино, шерсть, кожи, соленая рыба и т. п. Свидетельства Демосфена и других греческих авторов во многом подтверждают археологические находки, среди которых на первом месте и по количеству, и по информационной значимости бесспорно следует поставить глиняные амфоры, служившие, как было уже замечено (см. гл. 10), тарой для транспортировки вина и масла. На ручках и реже на шейках многих из них сохранились клейма, оттиснутые специальными штампами на сырой глине и служившие своего рода фирменными знаками. По этим клеймам археологи определяют место изготовления амфоры и ее содержимого и, таким образом, получают возможность воссоздания всей сети морских путей, связывавших государства-экспортеры сельскохозяйственной продукции с государствами-импортерами. Многочисленные находки клейменных амфор, сделанные в самых разных местах как в самой Греции, так и за ее пределами показывают, что крупнейшими поставщиками вина на внешние рынки в IV в. и позже в III—II вв. до н. э., были острова Эгейского моря: Фасос, Хиос, Кос, Книд, Родос и др.
Сверхприбыли, получаемые греческой экономикой за счет интенсивной эксплуатации варварского мира, осуществлявшейся как внутри страны (доходы от широкого применения дешевого рабского труда), так и за ее пределами (доходы от неэквивалентного торгового обмена), затем перераспределялись и растекались по разным каналам. Нажитые такими способами денежные средства вкладывались в спекуляции хлебом и другими продуктами, в разменные и кредитные операции, в скупку и перепродажу земли и иной недвижимости. Все это вместе взятое и создавало ту материальную базу, на которой росли и множились крупные и средние состояния той эпохи и от которой в конечном счете зависело благополучие и процветание всего греческого общества. Очень многие факты, однако, убеждают нас в том, что это процветание было всего лишь прекрасным фасадом, за которым скрывалась социальная система, пораженная тяжелым внутренним недугом, основные симптомы которого складываются в удручающую картину глубочайшего политического и в еще большей степени духовного кризиса всей эллинской цивилизации. Назовем хотя бы некоторые наиболее значимые приметы этого кризиса. Важнейшей отличительной чертой истории Греции в IV в. до н. э. может считаться крайняя политическая нестабильность. Зловещим лейтмотивом проходит через все столетие почти непрерывная череда междоусобных войн, в которых так или иначе оказались замешанными очень многие как большие, так и малые греческие государства. Как мы уже знаем (см. гл. 7), военное противостояние с соседними общинами на протяжении длинного ряда веков было нормальным состоянием любого греческого полиса, а военное дело соответственно считалось самым привычным и высоко престижным делом любого его гражданина. Но до 30-х гг. V в. до н. э. все войны, которые вели между собой отдельные греческие государства, а также и войны с внешними врагами такими, как персы или лидийцы, были, как правило, быстротечными и обычно сводились к одной летней кампании, в ходе которой противники встречались друг с другом в одном, от силы двух больших сражениях. Они-то и решали исход всего предприятия. Начиная с конца V в., внутригреческие войны все чаще растягиваются на годы и даже целые десятилетия и ведутся с крайним ожесточением и напряжением всех сил враждующих сторон. Целых двадцать семь лет — с 431 по 404 г. до н. э. продолжалась великая и страшная Пелопоннесская война. Поведавший о ней Фукидид недаром называл ее «самой важной и достопримечательной» из всех войн, какие Греция знала за свою историю. Однако, истощив до крайности силы всех участвовавших в ней полисов и погубив множество человеческих жизней, эта война так и не принесла стране желанного мира. |
