— Студентка Маша виновато посмотрела на оперуполномоченного Никифорова. — Этот топаз — красивый, но недорогой. От бабушки достался. Серебра тоже совсем немного ушло… Нет, цену не скажу. Жалко просто. Сама ведь делала… А вот денег в сумочке много было! Пятьсот тридцать рублей. Сумочка на мольберте висела, с краю. Когда меня вывели, она в зале оставалась.
На самом деле опера меньше всего интересовала цена кулона. Но выяснить требовал Закон.
— Ну, хорошо… А не припомните, они меж собой говорили о чем-нибудь? Может, друг друга по именам называли? Или кличкам? Бывает, ребятки прокалываются…
— Нет. Они вообще между собой не общались. На меня только кричали… То есть кричал. Один. Главный… Знаете, я его глаза хорошо запомнила! Очень выразительные. Злые, но… умные. Думаю, что смогла бы его узнать, хоть он и в маске был.
— По одним только глазам?
— Да. А что тут странного? Чехов ведь недаром говорил, что глаза — зеркало человеческой души. В них человек действительно, как в зеркале, отражается. Хотите, попробую их нарисовать?
Сидевший за соседним столом Бухаров отрицательно мотнул головой и пододвинул девушке стопку фотографий.
— Взгляните-ка лучше на этих суперменов. Вдруг действительно кого узнаете…
Маша взяла снимки и принялась их перебирать, любуясь красивыми, благородными ликами. С таких бы картины писать.
— Ой!
— Что?! — встрепенулся Никифоров. — Узнали?
Потерпевшая отрицательно помотала головой.
— Нет, это не он. В смысле, не тот, который музей грабил… Но этого человека я в музее видела! Два дня назад.
Оперативники переглянулись. Бухаров полез за сигаретой. Не так давно, чтобы расстаться с вредной привычкой везде сосать «чупа-чупс», он прибегнул к курению. Хоть люди не шарахаются.
— Вы не путаете? — переспросил он, отбирая у Маши карточку. — Точно его?
— Точно. У меня отличная зрительная память. В «Мухе»… в академии то есть, натренировала. Правда, он тогда в очках был и при галстуке… Но это он, точно! И нос ломаный, и волосы рыжеватые…
— В очках?
— Да… И, кажется, с простыми стеклами. У меня самой со зрением проблемы, я разбираюсь.
Бухаров включил мобильник на запись. От этих потерпевших всего можно ожидать. Сначала белугами ревут, а как барахлишко вернешь, вроде обидчик уже и хороший. Жалко его…
— Так, давайте внятно и по порядку. Когда, где, с кем…
— Понимаете, я сейчас на практике, картины в нашем музее копирую. Позавчера Измайлова заканчивала, «Закат в лесу». Это наш художник, из Юрьевска. Трудная картина, но мне удалась… В общем, он подошел и сказал, что похоже получается. Видимо, хотел познакомиться. А когда я спросила, как он относится к творчеству Измайлова, он почему-то смутился и какую-ту чепуху говорить начал. Про стрельбу из лука, про момент силы… И кулон почему-то брелком назвал. Хотя в искусстве разбирается, и неплохо. Когда они с девушкой из музея уходили, я слышала, как он ей про фламандскую школу рассказывал. Ван Дейк, Рубенс… А потом…
— Стоп! — перебил Машу Юрий. — С какой еще девушкой?
— Не знаю. Симпатичная такая. Стройная, и волосы длинные… Знакомая, наверное. Но пришли они не вместе.
— А к «Портрету с букетом» этот товарищ подходил?
— Я не видела. Но в том зале он был, это точно.
Никифоров снова бросил на коллегу выразительный взгляд из серии: «Ну, что я говорил?»
— Что ж, спасибо вам! — Бухаров поднялся со стула. |