В дверях появляются пятеро девушек: Брук, Джейми и трое их подруг. Они притащили кучу воздушных шариков с надписью «Поправляйся поскорее!». Брат ошарашенно наблюдает, как девчонки привязывают шарики к поручням моей кровати, и я не могу сдержать смешок — так забавно он выглядит.

— Как ты себя чувствуешь? — интересуется Брук.

— Как старая рухлядь, — отвечаю я и поднимаю забинтованные руки: одна — из-за змеиного укуса, вторая — из-за камня, попавшегося на пути.

— О, а мы как раз пришли, чтобы тебе стало лучше, — говорит Джейми.

Широко улыбаюсь — и сразу же чувствую себя лучше. Теперь, когда я знаю, что смерть в ближайшем будущем мне не грозит, все и правда совсем хорошо.

— Это что вы имеете в виду?

Кажется, я слышу фырканье Алекса. Правда, он отступает обратно к окну, и девчонки окружают мою кровать.

— Хочешь, спинку помассирую? — с кокетливыми переливами в голосе предлагает Анжелика Муньос.

— А я принесла свежее печенье из пекарни, — говорит Брук. — Могу покормить, раз уж ты руками пользоваться не можешь.

— Да вы точно шутите, — бормочет Алекс откуда-то из-за ее спины.

Анжелика устраивается рядом со мной и принимается массировать мне спину. А Брук тем временем достает из упаковки шоколадное печенье и подносит мне ко рту.

В палату входит моя будущая невестка. Ее сапоги звонко отстукивают высокими каблуками по полу, а длинные светлые волосы, стянутые в конский хвост, струятся по спине. Оценив мизансцену, Бриттани в замешательстве качает головой.

— Что тут происходит? — обращается она к Алексу.

— Даже не спрашивай, — отвечает он, подходя к ней.

— Алекс позвонил мне в совершенной панике и сказал, что с тобой случилась беда. — Теперь Бриттани обращается ко мне.

Я снова поднимаю перебинтованные руки.

— Случилась. Болит адски, но док говорит, я выживу.

— Кто бы сомневался, — усмехается Бриттани. — Но мне кажется, твоя мать будет не в восторге, когда застанет своего пятнадцатилетнего сына в окружении его личного гарема. А ты ведь знаешь, как она о тебе беспокоится, Луис.

— Если она похожа на мою мать, то взбесится, — говорит Анжелика. Потом оборачивается к подругам. — Наверное, нам лучше уйти.

С Анжеликой я несколько раз заигрывал на вечеринках. У нее родители — тоже мексиканцы, так что она все правильно уловила. Остальные вряд ли догадываются, насколько фанатичными в своей заботе могут быть матери-мексиканки.

Я говорю девушкам, что напишу им, когда снова смогу пользоваться руками, и они выпархивают из палаты аккурат перед возвращением mi’amá.

— А кто принес шарики? — спрашивает она. — Не те ли девушки, которых я видела в коридоре?

— Ага, они, — говорю. — Просто подруги из школы.

Не стоит пояснять, что в тот или иной момент своей жизни я целовался — и не только — с тремя из этих подруг. Мои слова точно станут поводом еще для одной лекции, а ее мне определенно хотелось бы избежать.

Полчаса спустя док отпускает меня домой. Сначала, правда, он дает mi’amá четкие инструкции, как правильно перевязывать мои раны.

— Ты не неуязвим, — говорит мне Алекс, когда Бриттани с mi’amá выходят из палаты. — Неуязвимых не существует. Помни об этом.

— Я знаю.

Он заступает мне дорогу и тычет пальцем в грудь.

— Послушай меня, Луис. И послушай внимательно, потому что я слишком хорошо знаю, что было у тебя в голове, когда ты решил забраться на скалу без снаряги.