Мои новые персоналии, каждая для своей аудитории, росли и крепли день ото дня. В качестве Харуо я становилась жестче и грубее – как на словах, так и на деле. А в те дни недели, когда не было лекций, надевала простецкие рубахи с потертыми джинсами – и выглядела уже совсем не так, как в студенческом кампусе.

Как то на утренней смене, не успев позавтракать, я пристроилась на кухне перекусить.

– Лучше б ты с нами работала, Харуо , – услышала я от одного из поваров. – Девчачьи платья тебе не к лицу!

– Захлопни пасть! – отмахнулась я. – Дай женщине спокойно позавтракать.

– Что ты там лопаешь то? Ого! Стейк с утра? Ни хрена себе… Ты уверена, что ты женщина?

– Заткнись, я сказала! – привстав с табуретки, я легонько пнула его под зад.

– Ай!.. А ты больно пинаешься, мадам Джеки Чан!

Вся кухня дружно заржала. Чем больше я вела себя как пацанка, тем больше это нравилось мужикам.

Тогда то я и осознала окончательно: своей индивидуальности у меня попросту нет. Я просто говорю слова, за которые меня любят в том или ином сообществе, – механически, точно робот, – лишь для того, чтобы приспособиться к месту, где пришлось очутиться.

Да, я действительно популярна и в киноклубе, и на работе. А вернись я когда нибудь в город своего детства – снова стала бы деловой Капитаншей, а на встрече выпускников – забавной Дурехой. Сколько бы персоналий я в себе ни вырастила, ни одно из моих «я» не противоречило остальным. Ведь сама я – всего лишь машина, которая приспосабливается к разным группам людей так, чтоб ее любили.

Все, за что меня любят и хвалят, я развиваю в себе и дальше. А то, за что критикуют – мол, «это на тебя не похоже», – отбрасываю за ненадобностью. И в итоге превращаюсь во что угодно, кроме себя самой.

Такое свойство, похоже, присуще далеко не мне одной. Сколько раз, глядя на кого нибудь, я думала: «Да он же просто подстраивается под компанию!» И в конце концов пришла к выводу: все мы так или иначе поначалу сочиняем себе героя, а потом соответствуем его «геройским» чертам. Настоящего же, единственного «себя» в нас никогда не было и быть не может.

Единственное, что отличает нас от роботов, – это само желание нравиться себе подобным и растворяться в них без остатка. «Нравиться» – не в смысле «быть любимым». А просто сливаться с толпой, потому что это удобно и рационально.

Учитывая, что человечество уже к каменному веку жило в деревнях, несложно догадаться, что желание это заложено в наших инстинктах. Если я умудрилась вписаться в общество и добилась его любви – я в безопасности и моя жизнь протекает гладко. Вот он, мой главный мотив в борьбе за то, чтобы быть любимой.

А однажды воскресным вечером в тратторию вдруг заглянула Рэйна.

– Ого… Принцесса? Ты что, здесь работаешь?!

На пару секунд я застыла, пытаясь понять, которой из моих «я» будет лучше отреагировать. Но поскольку «королева» сидела прямо передо мной, моя Принцесса включилась сама.

– Как видишь! – приветливо улыбнулась я.

– Тебе так идет эта форма… Смотри, наши парни из клуба узнают – повалят сюда всей толпой!

– О нет! Пожалуйста, не рассказывай никому! Я к этой работе еще не привыкла, а с ними сгорю со стыда!

Рэйна понимающе закивала.

– Да уж! Эти кобели тебе работать не дадут… Но ты не волнуйся, я им не скажу. Я всегда на твоей стороне, ты же знаешь!

Она заказала себе кофе и десерт из чайного желе. Я отошла за конторку, чтобы приготовить десерт. Но мой блудливый напарник тут же пристал с расспросами.

– Эй, Харуо! Кто эта красотка? Ты ее знаешь?

– Подруга по клубу в универе.