Одним из самых неприятных для русской право­славной церкви последствий установления монголо-татарского ига было ослабление ее духовной моно­полии, активизация различного рода «конкурирую­щих» религиозных течений. Ограждая экономические привилегии церкви, Орда, однако, не вмешивалась в вероисповедные дела и предоставляла русскому ду­ховенству самому отстаивать свои позиции. Еще в 50-е годы XIII в. сбор дани с отдельных русских го­родов и земель монголо-татары передали откупщи­кам-купцам из Средней Азии и Ирана. На Руси их называли «бесермены», «басурмане» — так произно­сили здесь непривычное слово «мусульмане». Наш­лись на Руси люди, желавшие облегчить себе жизнь, приняв веру угнетателей. Об одном таком новоявлен­ном «мусульманине», ярославском монахе по имени Зосима, сообщает летопись. Вероотступник был убит во время народного восстания 1262 г. Летописи, ко­торые, как правило, много раз редактировались цер­ковниками, почти не сохранили сведений о влиянии ислама на Руси в этот период. Однако нельзя забы­вать, что мусульманство с начала XIV в. стало офи­циальной религией Золотой Орды. В столице госу­дарства— городе Сарае на Волге — были выстрое­ны роскошные мечети и медресе. Повсюду заунывна кричали муллы, призывая верующих на молитву. Тысячи русских людей, волей или неволей попадав­ших в Золотую Орду, знакомились с мусульманством. Примечательно, что митрополиту Петру (1308— 1326) пришлось вести диспут о вере с неким Сеитом, судя по имени — мусульманином .

Монголо-татарское нашествие и установление ига привели к обострению борьбы православной церкви с язычеством. Религиозное мышление крестьянской массы было весьма консервативно и практично. Тор­жество «иноплеменников» вызвало разочарование в христианском боге, который не смог защитить своих людей. Нашествие могло быть истолковано как про­явление гнева, мести со стороны отвергнутых язы­ческих богов. В то же время у христианизированной части населения, в первую очередь — горожан, вспых­нула фанатическая ненависть к языческим жрецам, колдунам, чародеям, происками которых объясняли все несчастья.

Говоря о роли церкви в этот тяжелейший период в истории Руси, нельзя не признать, что объективно она выступала хранительницей той части культуры, ко­торая была связана с христианским культом. При митрополичьей кафедре, а возможно, и при Успен­ском соборе во Владимире в самую тяжелую пору не прекращалось летописание. По заказам церков­ных иерархов — митрополита, епископов ростовского, тверского и новгородского — велись немногочислен­ные каменные строительные работы второй половины XIII в. Сложные, малоизученные процессы протека­ли в это время в религиозной живописи.

Церковные иерархи заботились об укреплении феодального законодательства. В 70-е годы XIII в. митрополит Кирилл получил из Болгарии список юридического сборника — Кормчей, который во мно­гих копиях разошелся по Руси.

Наиболее выдающиеся церковные деятели, такие, как, например, владимирский епископ Серапион (1274—1275), в обращениях к народу стремились ободрить людей, возвратить веру в свои силы. На то, сколь важна была тогда такая проповедь, указы­вал выдающийся русский историк В. О. Ключевский. Нашествие Батыя «оставило впечатление ужаса, про­изведенного этим всенародным бедствием и постоян­но подновлявшегося многократными местными наше­ствиями татар. Это было одно из тех народных бедствий, которые приносят не только материальное, но и нравственное разорение, надолго повергая на­род в мертвенное оцепенение. Люди беспомощно опускали руки, умы теряли бодрость и упругость» .

Летописцы точно зафиксировали это состояние всеобщего смятения, паники или же, напротив, оце­пенения, психологического шока, которое вызывалось неотвратимыми, как стихийное бедствие, набегами дикой степной Орды.