— Ха! Видали — собаки фигляра! Хорошая взбучка им только на пользу!
— Осмелюсь заметить, — возразил господин Каскабель, который, вопреки собственной решимости сохранять спокойствие, начал понемногу распаляться, — ваши слова не подобают джентльмену!
— Тем не менее это единственный ответ, достойный человека вашего сорта.
— Мистер, я стараюсь быть вежливым… А вы, вы — невежа…
— Эй! Полегче! Вы имеете дело с баронетом Эдуардом Тернером!
Гнев охватил побледневшего господина Каскабеля; глаза его загорелись, кулаки сжались, и он угрожающе двинулся к баронету, как вдруг раздался крик Наполеоны:
— Папа! Иди быстрее! Мама зовет!
Корнелия специально подослала дочку, чтобы отозвать мужа.
— Сейчас! — ответил господин Каскабель. — Скажи матери, Наполеона, пусть подождет, пока я разделаюсь с этим джентльменом!
Услышав имя девочки, англичанин взорвался самым презрительным хохотом:
— Наполеона! — повторял он. — Эта девица — Наполеона! Имя этого чудовища, этого монстра…
Тут терпение господина Каскабеля лопнуло. Он шагнул вперед и, протянув руку, почти дотронулся до баронета:
— Вы оскорбили меня, сэр!
— Кого оскорбил? Вас?
— Да, меня, а также великого человека, который одним духом проглотил бы весь ваш остров, если бы только высадился на него!
— Неужели?
— Он раздавил бы его, как клопа!
— Жалкий шут! — закричал сэр Тернер.
Баронет немного отступил и встал в стойку боксера, приготовившись к защите.
— Что? Сатисфакции? Фигляру?
— Оскорбив его, вы стали мне равным! И мы будем драться на шпагах или саблях, стреляться из пистолетов, как хотите! Хоть на кулаках!
— А почему бы нам не обменяться ударами воздушных шаров, как паяцы в балагане?
— Защищайтесь, сэр!
— Разве дерутся с ярмарочными гуляками?
— Да! — Господин Каскабель дошел в своей ярости до предела. — Да, дерутся… или заставляют драться!
И, не думая, что противник, очевидно, превосходит его в боксе, поскольку английские джентльмены большие мастера этого дела, Цезарь Каскабель уже готов был наброситься на баронета, когда в перепалку вмешалась Корнелия.
В то же время подбежали офицеры полка сэра Тернера — его товарищи по охоте и, твердо решив не допустить, чтобы баронет скомпрометировал себя дракой с человеком низкого сорта, принялись осыпать бранью семью Каскабель. Впрочем, ругательства не могли вывести из себя почтенную госпожу Каскабель — по меньшей мере с виду. Она едва удостоила сэра Тернера отнюдь не лестным взглядом.
Жан, Клу и Сандр также прибыли на поле брани, и ссора уже грозила перерасти в битву, когда Корнелия скомандовала:
— Так, Цезарь, и вы, дети, тоже, все назад! Пошли! Все в «Колесницу», и немедленно!
Приказ прозвучал столь повелительно, что никто не посмел ослушаться.
Ну и вечер ожидал господина Каскабеля! Он кипел от ярости. Задели его честь, оскорбили его кумира. И кто — англичашка! Каскабель рвался в бой с ним, со всеми его дружками, со всеми негодяями деревни Негодяев, сколько бы их ни было. Дети горели желанием помочь отцу, а Клу только и говорил о том, с каким удовольствием он откусил бы надменному британцу нос… если только ухо не окажется вкуснее.
Корнелии стоило больших трудов успокоить разбушевавшихся вояк. В глубине души она признавала, что вся вина лежит на сэре Эдуарде Тернере, и не могла отрицать, что ее мужа, а затем и всю семью унизили и оскорбили недостойным даже для базарных торговцев образом.
Вопреки своим чувствам госпожа Каскабель не желала обострять ситуацию и не уступала, несмотря на всеобщий натиск, и, в очередной раз услышав торжественную клятву мужа задать хорошую взбучку баронету, который надолго ее запомнит, она не выдержала:
— Я запрещаю тебе, Цезарь!
И господин Каскабель скрепя сердце вынужден был подчиниться своей жене. |