Казаки!..

Никита Томилин раздельно произнёс:

— Подпустить вплотную и без команды не стрелять… Гранаты наготове!

«Вплотную… — подумал Митя. — Всё-таки он смелый, этот Никита Томилин. Злой, а смелый. С таким не страшно…».

А вражья конница всё ближе.

Уже слышен храп коней. Видны бородатые лица. Кажется, сейчас наскочат, примнут…

Митя крепко сжимает в руке гранату. Весь он напружинился для рывка.

А справа на бугре вдруг затрещали пулемёты. Сначала один… потом второй… И тотчас же голос Томилина:

— Кто с винтовками, залпом!.. Огонь!

И видно — в казачьих рядах замешательство. Теперь только отдельные всадники несутся напролом.

Снова команда:

— Огонь гранатами!..

Митя вскочил. А ну-ка! Широко размахнувшись, он запустил под ноги коню «лимонку». Получайте, гады! Будете знать, как степь поджигать, колодцы травить… Раз!..

— Ещё гранатами!..

Схватив другую «лимонку», Чапаёнок выдернул из неё кольцо и швырнул навстречу врагу. Получайте на закуску! Два!..

В ту же минуту раздался оглушительный грохот. Взметая вверх глыбы земли, на верхушке гряды взорвался снаряд.

Что-то ударило Митю в спину. Взмахнув руками, он упал навзничь и покатился вниз, под откос.

Он уже ничего не чувствовал и не видел. Он не знал, как одна за другой лавы белоказачьей конницы, встреченные огнём чапаевских частей, поредевшими возвращались вспять.

Он ничего не видел и не слышал. Он лежал тихий, неподвижный, раскинув по траве руки.

Где Чапаёнок?

Шесть часов длился бой. К полудню белоказаки отошли на восток, за город Уральск. И только тогда Алексей хватился Чапаёнка.

— А где же Митя? Чапаёнок где, не видели? — спрашивал он, вытирая потный лоб.

Ещё в самом начале боя убили пулемётчика Стёпу Гаврилова, и Алексей его заменил. До конной разведки Лёшка был пулемётчиком и так умел строчить, что хвалился, будто имя своё может выписывать пулемётными очередями.

Все шесть часов сражения он провёл за пулемётом на высоте.

В бою Алексея ранило в руку повыше локтя. Но Алексей не кинул своего боевого поста — он сам, с помощью второго пулемётчика, наскоро перевязал рану, крепко перекрутил руку жгутом, чтобы унять кровь, и остался возле пулемёта.

Теперь, забыв о своей раненой руке, Алексей ходил и всех расспрашивал: «Где Митя? Не видел ли кто-нибудь Чапаёнка?».

Но никто ничего не мог сказать ему о мальчике.

Никто не видел Митю ни ночью, когда началась тревога, ни утром на рассвете, во время боя, ни теперь, когда бой уже кончился.

— Может, испугался да убежал? — проговорил кто-то из бойцов. — Может, давно сидит где-нибудь в обозе, а ты крутишься, ищешь?

Алексей возмутился: чтобы Митя убежал? Чтобы Митя испугался? Нет, такого быть не может. Разве плохо он знал своего маленького друга?

Единственный, кто видел Митю, — эскадронный Томилин. Он сказал, будто приметил Чапаёнка в самом начале боя, когда на них налетела конница врага.

Алексей пошёл к санитарам, которые с носилками бродили по полю, подбирая раненых. Быть может, Митю уже свезли в полковой лазарет?

— Нет, — ответили санитары, — раненого мальчика не подбирали. И среди убитых тоже вроде не встречали… Постой, самого тебя надо перевязать.

Алексей махнул рукой — подождёт перевязка! — и пошёл вдоль холмистой гряды, на гребне которой чапаевцы отбили первую конную атаку белоказаков.

Он шёл медленно. Внимательно осматривал каждую рытвину, заглядывал за каждый бугорок, раздвигая рукой седой высокий ковыль.