— Ого! — трактирщик широко улыбнулся ему, показав остатки передних зубов. — Тогда входи — и добро пожаловать. Можешь пока поработать где-нибудь здесь, хотя бы для того, чтобы заплатить за постой, а потом решишь, что делать дальше. Послушай, парень, тебя что — выпороли? Моя жена может сделать тебе припарки на спину, если понадобится.

— Нет, слава богам, меня еще не пороли, но все равно спасибо.

— Хорошо, хорошо. Видно, твой лорд был милосердным человеком, а? Ну, ставь свою лошадь в конюшню. Меня зовут Гасс.

— А меня Родри. — Он остановился как раз вовремя, чтобы не назвать себя полностью: лорд Родри Майлвад. Ему стало не по себе оттого, что у него осталась только часть имени, но так Гассу легче было поверить в свое предположение, что он был разжалованным гвардейцем. За пределами владений Райса никто, кроме знатных лордов, не будет знать о том, кем он был раньше. Без своего имени и герба он был всего лишь ничтожным серебряным кинжалом.

Очевидно, Гасс был более высокого мнения о лошадях, чем о людях, потому что в то время как конюшня оказалась чистой и хорошо ухоженной, в таверне картина была неприглядная: покосившиеся столы липкие от грязи, и солома на полу воняла как собачья подстилка. Тем не менее, жаркое, которое Гасс выставил на стол перед Родри, благоухало отличным мясом и турнепсом, а хлеб был только что из печи. Родри жадно накинулся на еду, после чего Гасс принес кружку темного эля. Он сразу же показал ему, где стояла откупоренная бочка.

— Наливай, сколько захочешь, — улыбнулся Гасс. — Не сомневаюсь, что ты этой ночью упьешься в стельку.

И все же Родри оставался в меру трезвым… Зал заполнился местными крестьянами и их женами. Он видел, что они наблюдали за ним с опасливым любопытством: даже упавшее дерево было для деревни событием. Хотя Гасс позаботился, чтобы Родри оставили в покое, он все равно чувствовал себя неуютно, словно голым шел по городским улицам. Он налил себе пару кружек и сидел, прижавшись к теплому камину, думая о том, сможет ли Каллин в самом деле достать деньги и меч. Станет ли он серебряным кинжалом или нет, но без оружия он не сможет сражаться.

Он с иронией размышлял о том, что раньше был именитым лордом, осыпавшим Каллина почестями, а теперь если и остался жив, то только потому, что Каллин выручил его. На «длинной дороге» имя Каллина значило так же много, как имя Майлвада в том мире, который он только что оставил… быть может, навсегда.

У Родри не было никакой надежды на то, что Райс отменит приговор. Чем большее давление будет оказывать на него мать, тем более упрямым будет он становиться. Родри был в этом уверен, и на то у него имелись основания. Если бы он был гвербретом, а Райс — ссыльным, он бы ни в коем случае не смягчился. Находясь в плену своей ненависти, оба они, в сущности, были близнецами, а не просто братьями, и когда дело касалось самого главного — власти, они понимали один другого лучше, чем кто-либо в мире. Невзирая на просьбы и интриги своих родственников, Родри будет жить и умрет как серебряный кинжал. Он понимал это в глубине души. Сняв клинок с ремня, он взглянул на эмблему Каллина. Когда он прикоснулся к лезвию, клинок засветился серебряным светом. Он быстро спрятал его и оглянулся вокруг, но, к счастью, никто этого не заметил.

«Ты хуже, чем просто изгнанник, — сказал он сам себе, — ты еще к тому же наполовину эльф». Тут он почувствовал головокружение: полукровка без клана, без положения, без места, которое можно было бы назвать домом, — такого он не встречал ни среди жителей западных земель, ни среди людей. Он не имел ничего, кроме серебряного кинжала. Он давал ему индивидуальность, о которой до сих пор Родри не приходилось заботиться. Он положил руку на рукоятку клинка и понял, почему серебряные кинжалы, которых в королевстве считали отребьем, так цеплялись за свое имя и свой отряд.