— Вот и дело в шляпе, — весело откликнулся Петя Шухмин. — Кончен бал.

— Тогда только бал и начнётся, — усмехнулся Откаленко.

Цветков взглянул на часы.

— Ладно. Значит, решаем. Ты, Лосев, отправляйся.

— Я, Фёдор Кузьмич…

— Знаю. Поезжай. — И, обращаясь к Исаеву, Цветков пояснил: — Ему в больницу надо.

Вернувшись к себе в комнату, Виталий прежде всего позвонил Светке на работу.

— Она в больнице, — ответили ему.

Тогда он позвонил на работу отцу.

— Всё уже знаю, — ответил тот. — И всё уже сделал. Её посмотрит сегодня профессор Красиков. А насчёт палаты Игорь уже всё организовал, ты знаешь?

— Да.

— Как ты слетал?

— Всё в порядке. Сейчас еду в больницу.

— Ну-ну, надеюсь, что и там всё будет в порядке. Привет передай. Вечером созвонимся.

— Ладно. До вечера, значит. Ты позвонишь потом этому профессору?

— А как же! Ну привет.

Виталий положил трубку и полез за платком.

Солнце палило в распахнутое окно, дышать было нечем, по вискам текли струйки пота.

Виталий приехал в больницу, когда час посещений больных ещё не наступил. Но у него выработалась уже немалая сноровка в подобных ситуациях. Однажды ему даже пришло в голову, что больницы становятся более посещаемыми общественными местами, чем театр или кино. Туда по два-три раза в неделю не ходишь, а вот сюда… Подумать только, всё время кто-нибудь из друзей или близких лежит в какой-нибудь больнице! Навещая их, даже знакомых теперь встречаешь, новости узнаёшь, передаёшь приветы; возникают новые знакомства, как в клубе каком-то. А рядом всё время чьё-то горе, чьё-то страдание.

Короткий разговор с молоденькой дежурной сестрой, у окошечка в просторном застеклённом вестибюле, разговор шутливый и серьёзный одновременно, с упоминанием «фирмы» и связанных с ней срочных дел, а также и того, что посещение больной тёщи заслуживает всяческого поощрения («У вашего мужа есть тёща? Ах, нет пока мужа? Ну тогда вам ещё предстоит оценить мой подвиг!»), — всё это увенчалось беспрепятственным проникновением на третий этаж, где располагалось нужное отделение.

Здесь можно было даже не надевать халат. Этот анахронизм уже ушёл в прошлое. Кто-то, очевидно, наконец понял, что если десятки людей вынуждены надевать один и тот же халат, то стерильности в палате в этом случае всё равно не будет. Да и больные теперь стали носить не казённые, застиранные, обычно мышиного цвета, несуразные по размерам халаты, а домашние, и не только халаты, но и куртки, пижамы — удобные, красивые, разные, добавляющие хоть каплю домашнего тепла.

Виталий прошёл по длинному коридору, стараясь не смотреть в приоткрытые двери палат, где лежали женщины, с деловым видом миновал столик дежурной сестры, кабинеты врачей, маленькую чистую столовую за стеклянной перегородкой и кровати вдоль стен, где лежали больные, пытаясь при этом не задеть что-нибудь на их тумбочках.

Наконец он добрался до нужной ему палаты, дверь которой была плотно прикрыта. Осторожно постучав, Виталий убедился, что его не слышат. Смущённо потоптавшись возле двери, он в конце концов решился приоткрыть её.

— Можно? — громко осведомился он.

— Входите, входите, — позвал кто-то.

В залитой солнцем, душной палате стояло несколько кроватей, окно было закрыто, — очевидно, лежащие возле него боялись сквозняка. Кто-то из больных женщин читал, кто-то спал, одна стонала и металась по постели, возле неё возилась сестра, пытаясь дать с ложечки какое-то лекарство.

Но первой, кого увидел Виталий, войдя в палату, была Светка. Она сидела, сгорбившись, подперев рукой подбородок, около дальней, в углу, кровати. При появлении Виталия она подняла голову и, узнав, помахала ему рукой.