Пришли на поляну, выбрали укромное местечко между елочками, Вова разостлал свою шинель, и мы уселись. Через некоторое время Ганя с Шурой ушли, а мы остались вдвоем. Но тут рыжий Вовка начал безобразничать. Нашел меня очень интересной, сказал, что я ему нравлюсь и т. д. Но в любви не признавался, как, думаю, в таких случаях делают многие. Я кокетничала, а Вовка не оставлял меня ни на минуту, и в результате получилось, что опоздали на самый последний поезд. Я вспомнила о Тане, начала беспокоиться. Мы пошли на станцию в надежде встретить Таню и Таню. Подходим к железнодорожному полотну и встречаем их. Я очень обрадовалась что они еще не уехали домой. Теперь наша компания была в полном сборе. Решили ждать первый поезд и отправились опять в парк. Тут опять начались безобразия, а мы держали себя довольно раскованно. Потом дело дошло до двусмысленных намеков. В особенности Таня перехватил край своей запиской, которую прислал нам с Вовочкой. И мы решили уйти, и ушли, не попрощавшись. Итак, мы оставили их с носом.
После им было стыдно показаться нам на глаза. и наши отношения долго были какими-то натянутыми, неопределенными. Они чувствовали себя виноватыми. Потом все как-то уладилось.
Дальше нам пришлось быть на вечере у Ольги, 8-го июля. Сколько у нас было к нему приготовлений! Но ничего хорошего там не было — скучища страшная, потому что гости слонялись как маятники или сидели как куклы. А хозяйка не думала о гостях, всецело была поглощенная братьями Кожушкевичами и не давала им покоя своими ухаживаниями. Весело стало только в парке, где мы и порезвились.
Потом, после Ольгиного вечера, у нас ничего особенного не было. Ходили несколько раз в кинематограф всей шатией. Вовочка Кожушкевич подходил, садился с нами, а потом вместе уходили из кинематографа.
Родители Тани дали согласие устроить у них встречу. Мы с Татьяной старались вовсю. Пригласили всех, кого хотели увидеть. Дождались желанной даты, и наконец гости начали собираться. Было довольно много гостей и очень весело. Играли в «почту». Вовочка писал мне многозначительные письма.
Пришли Ольга с Нюрой и надулись. Мы с Вовой устроили заговору решили свести Олю с Колей Чуловым. Я вывела во двор Олю, а Вовик — Колю. Мы их оставили одних, но ничего не вышло: Оля убежала. Потом у меня с Вовой был большой разговор. Встали у комода рядышком, близко друг к другу, и он попросил объяснить, что значит Олино отношение к Коле. Я ему объяснила, что Коля надоел Оле.
Я сказала:
— Что это Коля так гоняется за Олей, неужели больше нет барышень?
— Так он же ее любит! — говорит Володя.
Я сказала, что не верю.
— Не веришь?! Я тоже не верю, — согласился Володя. Подходит Коля Чулов и пристраивается к нам. Володя его
гонит, а он говорит:
— Дайте мне послушать, о чем вы разговариваете. Наверное, признаетесь в любви.
Вова ответил утвердительно. Коля потянул мою руку к губам, но я вырвала и сказала:
— Вон Оля. Идите и лучше поцелуйте руку у нее.
Я сыграла на его больной струне, потому что не только поцеловать руку, но даже как заговорить с ней, он не знал. Коля ушел. Мы еще долго разговаривали вдвоем. Оля раз десять проходила мимо нас в надежде обратить на себя внимание Володи, но ее мечты разбились в прах. Она надулась. Потом Шура вызывал меня на пару слов, мы прошлись с ним по двору. Он говорил на ту же тему, насчет Оли и Коли. Николай опять ввязался в наш разговор. Он просил у меня совета и помощи. Я ему посоветовала оставить Олю в покое, если у него есть хоть капля самолюбия. Он согласился со мной. В это время все начали расходиться. Так закончился наш вечер.
Чулов Коля звал в субботу к себе на вечер. Теперь у меня одна мечта — попасть туда.
Далее вновь вклеенная страничка.
Поражаюсь, насколько я была замкнута в своем мирке, хотя наивно считала, что мне принадлежит весь мир… Рушилась громадная империя, отрекся от престола император Николай, Да что империя, рушился сам уклад нашей жизни, шла кровавая война, начинались прелюдия катастрофы невиданных размеров в увертюре перемоловшая в своих жерновах миллионы судеб и жизней. |