— Я стану королем и без ваших тошнотворных мазей, — спокойно заметил Конан. — Впрочем, язык мой пересох от спора. Сделайте поскорее то, о чем я прошу вас. Пока еще прошу, — добавил он с многозначительной интонацией в голосе. — А затем можете продолжать раскачиваться в гамаке и нежно любоваться друг другом. Клянусь, я уйду, как только моя кожа примет свой нормальный оттенок, и больше никогда не потревожу вас.

Сестры переглянулись. Взоры их были долгими и глубокомысленными.

— Он не понимает, Сэтлл, — холодно-грустно заметила Иглл.

— Не понимает, Иглл, — кротко вздохнула Сэтлл.

— Что ж, — Иглл откинулась в гамаке с изнеможенным видом, словно силы оставили ее после изнурительных объяснений с тупоголовым варваром. — Я постараюсь объяснить ему еще раз. Так, чтобы он понял. Для снятия действия Чаши Бессмертия, милый мой Конан, нужно совершить не меньше усилий, чем требовалось для ее изготовления. Таков один из основных законов магии, упрямый и неблагодарный киммериец. Поскольку тебе нужно, чтобы заклятие было снято, ты и должен потрудиться над этим. Прежде всего, неразумный варвар с Севера, ты должен добыть волосы сорока девственниц. Длина их должна быть не менее одного локтя и срезаны они должны быть у самой головы.

Если среди сорока хотя бы одна обманет тебя и окажется не девственной, ничего не получится. Добыв волосы, ты должен будешь сплести из них прочную веревку длиной в сорок локтей. Сплетая ее, при каждом движении пальцев ты должен повторять магическое заклинание, которое мы тебе скажем. Этой веревкой ты должен будешь обмотаться вокруг себя восемь раз, когда мы приступим к снятию заклятия. Но это еще не все! Одной веревки из волос девственниц мало. Ты должен пойти на кладбище ровно в три часа ночи и разрыть три могилы. Могилу младенца, не достигшего двух лет, могилу старика, перешагнувшего столетний рубеж, и могилу…

— Довольно! — Конан решительно рубанул рукой воздух перед лицами сестричек. — Про разрытые могилы я выслушивать не намерен! Хватит с меня и сорока девственниц.

Круто развернувшись, киммериец большими шагами устремился в дом. Некрасивая служанка выронила поднос с обедом, который несла больному Майгусу, — так сильно Конан хлопнул входной дверью. Не обращая на ее охи и причитания никакого внимания, он прошел вдоль галереи, рывком открывая каждую дверь. А вот и то, что ему нужно! Оружейная, где в первый день его прошлого пребывания здесь Иглл так вдохновенно рассказывала ему о развешанных по стенам великолепных смертельных игрушках… Конан снял со стены меч — тот самый, грозный и древний меч, меч-божество, которому приносились человеческие жертвы в древней Гиперборее и вокруг которого, как вокруг алтаря, кружились перед битвой в неистовой, разогревающей кровь пляске северные воины. Варвар сжал серебряную рукоять, наслаждаясь тем, как удобно и прочно вошло оружие в его правую ладонь. Словно спохватившись, Конан похлопал левой рукой по рукояти собственного меча, как всегда висевшего у него за поясом.

— Не обижайся, братишка, — пробормотал он. — Я не предал тебя. Этот древний красавец нужен мне совсем ненадолго.

Подумав, Конан снял со стены еще и секиру с блестящим, хорошо наточенным лезвием и взял ее в левую руку.

— Хоть это и женское оружие, как убеждала меня малышка Иглл, но в моей руке, я думаю, штука эта будет не менее хороша и послушна, чем в руках бешеных амазонок…

Выйдя из дома, Конан оглянулся по сторонам с видом грозным и непреклонным, словно воин перед поединком с могучим врагом. Меч одновременно и тяжелил руку, оттягивая ее вниз, и наполнял тело удивительной легкостью и искрящейся силой. Киммериец вспомнил слова Иглл о замечательном оружии: владеющий им, служит ему, является послушным исполнителем высшей его воли.