— Тогда, пожалуйста, позаботьтесь об этом.

— Как скажете, — ответила она и нерешительно добавила: — Я подумала: может быть, вы, сэр, знаете, куда она пошла?

Николас Бланшар поднял кустистые брови и одарил свою невестку возмущенным взглядом:

— Что, черт возьми, вы имеете в виду, мадам? Уж не предполагаете ли вы, что я обладаю каким-то свойством проникать в мысли кухонной прислуги, которое у вас, хозяйки дома, отсутствует?

Лидия сглотнула. Ей ужасно хотелось сказать, что да, она действительно верит, что Николас может быть в курсе причин, побудивших Роуз уйти, но ей не хотелось еще больше злить свекра, тем более что имелись люди, которые могли осторожно все разузнать по ее поручению. Поэтому она спокойно ответила:

— Нет, сэр, но, как я поняла, эта девица без разрешения поднималась наверх, заходила в гостиную. Мистер Мэттью только вчера поймал ее наверху.

— Наверху? Зачем? Я об этом ничего не знаю. Вы должны как следует разобраться.

— Я и собираюсь это сделать, — сказала Лидия, так и не придя к выводу, действительно ли ее свекор так невинен, как он это показывает.

Она размышляла, как ей узнать, что произошло с девушкой, когда в столовую ворвался возбужденный Теодор — без парика, волосы не причесаны, пиджак расстегнут. Но Лидию и Николаса больше потрясло выражение ужаса на его лице. Лицо его было в пятнах, глаза опухли, как будто он совсем не спал ночью.

— Доброе утро, отец, и ты, Лидия, — прошептал он странно приглушенным и в то же время возбужденным голосом. Опустившись на стул, пододвинутый Джоном, и не обращая внимания на удивление жены, он мрачно взглянул на Николаса. — Папа, — возвестил он, — боюсь, что у меня очень плохие новости.

ГЛАВА 10

У Агнесс была привычка: после того, как завтрак унесут наверх, выпить чашку чая и просмотреть свои рецепты. Так, вдохновляя себя, она составляла меню на следующий день, чтобы потом представить его миссис Тули. Агнесс уже подумывала о пироге с ветчиной и каперсами, голубях по-итальянски и рагу из баранины, когда мистер Мэттью бесшумно спустился по черной лестнице в ее кухню.

Дворецкого нельзя было отнести к тем людям, для которых старость подразумевала слабость. Из-за седой копны волос его голова казалась очень большой и вместе с выдающейся вперед челюстью, носом с горбинкой и уверенным подбородком напоминала голову одной из статуй на фронтоне собора Святого Павла. Но сейчас, заметила Агнесс, он был сам не свой. Губы непривычно сжаты, лоб сморщен: что-то расстроило его. Возможно, подумала она, до такого состояния его довел побег Роуз Фрэнсис.

Агнесс налила ему кружку чая и положила туда две большие ложки сахара.

— Прошу вас, сэр, — сказала она, протягивая ему кружку и овсяное печенье. — Возможно, чай не такой горячий, как вы любите, но думаю, заварка придется вам по вкусу.

Мистер Мэттью поблагодарил ее, поставил кружку на стол и нащупал в кармане серебряную фляжку, которую всегда носил с собой. Он отвинтил крышку и дрожащими пальцами добавил в чай солидную порцию бренди. Затем снова положил фляжку в карман.

— Ужасно, что Роуз вот так сбежала, — попробовала начать разговор Агнесс, отметив, как рано ему понадобился глоток спиртного.

Мистер Мэттью поднял на нее глаза и пожал плечами.

— Для вас наверняка, — мрачно сказал он.

Не обращая внимания на неприветливый тон, Агнесс слегка склонила голову, словно хотела с ним чем-то поделиться.

— Если не ошибаюсь, ваш второй лакей, Филипп, был к ней очень внимателен.

— Вполне возможно, — сказал дворецкий, многозначительно глядя на часы. — Но, поскольку Филипп здесь, мы вполне можем предположить, что он никак не участвовал в ее исчезновении.