|
Правда, он ни минуты не сомневался, что Джейсону удастся захватить деревню, и сейчас отдавал себе отчет в том, что не только этот свершившийся факт наполнял его гордостью и даже не только понимание всей важности задуманной акции. Без малейшего оттенка прошлого самодовольства он сознавал, что все это было бы невозможно, не окажись он тогда, в 1945 году, единственным, у кого хватило ума солгать, кто учуял расставленную ловушку и понял, что сказать в этот момент правду — значит подвергнуть опасности Джейсона. Он сразу понял, что вопросы специально были построены так, чтобы спровоцировать допрашиваемого на отрицание: «Вы ведь играли в карты, не так ли? И игра велась по-крупному, разве не так?» Инстинкт самосохранения побуждал его закричать: «Нет, сэр, нет! Мы не играли в карты!» Но тут-то он и угадал западню. Именно этого они и ждали от него — яростного отрицания этого факта. Он оказался слишком хитрым, чтобы попасться. Он признался, что да, они играли в карты, хотя этого, конечно, не было, еще сказал, что ставки были довольно высокими, тем самым подтвердив каждую ложь, которую уже наговорил им Джейсон, что, впрочем, не сыграло особого значения. Но было чертовски приятно сознавать, что он не оставил тогда Джейсона в одиночестве, даже если и не мог его спасти.
Артура Стюарта Хэзлита с детства дразнили Толстяком. Летом 1961 года, когда Джейсон позвонил ему из Нью-Йорка, он сказал: — Привет, Артур, как поживаешь? — Он назвал Толстяка по имени, как делал это с первого дня их знакомства. Они обменялись обычными любезностями: «Как мама?» — «Прекрасно». — «Как Аннабел?» — «Отлично». — «Чем занимаешься?» — и все в этом роде, затем немного повспоминали прошлое, а потом наступила долгая пауза. Наконец Джейсон откашлялся и спросил: — Артур, ты сможешь приехать в Нью-Йорк? — Зачем? — Мне нужна твоя помощь. — Что-нибудь случилось? — Нет. Но мне нужна твоя помощь. — В чем? — Есть одна идея. Я буду тебе очень благодарен, если ты приедешь, Артур. Я собираюсь позвонить Алексу и остальным ребятам, но сначала хотел бы переговорить с тобой. Ты первый, кому я позвонил. — Ну, я, конечно... — Артур, ты сможешь приехать? — Ну... послушай, а в чем дело, Джейз? — Это ради Америки, — сказал Джейсон. На том конце трубки наступило молчание. — Не очень понимаю, что это означает, — сказал Толстяк. — Я больше ничего не могу тебе сказать по телефону. — Да... это... гм... Похоже, ты задумал что-то очень серьезное, — сказал Толстяк. — Так оно и есть. — Когда мне приехать, Джейз? — Сейчас. Сегодня. — Но у меня работа, Джейз. Я просто не могу... — Тогда приезжай в пятницу вечером и останешься на выходные. За это время мы все успеем обсудить. — Я посмотрю, как мать... — Лучше бы тебе ничего не говорить ей об этом, — сказал Джейсон, и снова на линии возникла тишина. — Хорошо, — сказал наконец Толстяк, — я приеду. В тот вечер в пятницу в квартире на Второй авеню Джейсон изложил ему свой план. Он не был еще тщательно продуман, всего лишь зародыш плана, детали которого предстояло выработать. Было ясно, что им понадобится населенный пункт, какой-нибудь городишко, где можно будет осуществить передачу, но Джейсон только считал, что этот город должен быть где-нибудь во Флориде; кроме того, он еще ничего определенного не придумал. Толстяк предположил, что их цели может послужить какой-нибудь из островков, он сказал об этом, еще не будучи полностью уверенным, что хочет ввязаться в это дело вместе с Джейсоном. |
