Изменить размер шрифта - +
Фигура, свободно висящая в воздухе. Фигура, плотно закутанная» саван. «Какое странное, глубинно неприятное ощущение, — мелькнуло в голове у Турецкого. — Такое же, какое возникает у тебя внутри при виде мертвеца в гробу. Что это? Животный страх перед грядущей смертью? Его, призрака, я абсолютно не боюсь. А страх, природный, дикий ужас просто сковывает, как во сне. Не двинешься, не вскрикнешь».

Сергей оторвался от «карандаша» и перехватил взгляд Турецкого, направленный ему за спину.

Тут же призрак начал как бы растворяться в воздухе.

— Александр Борисович! — тревожно воскликнул Сергей ч обернулся.

За ним уже ничего странного не было.

В тот же момент, в противоположном от двери направлении, за спиной у Турецкого, раздался сухой и короткий треск.

Треск издала слегка приоткрывшаяся форточка. Точнее, бумага— Сергей успел заклеить на зиму окно, и бумага треснула по периметру форточки, когда форточка приоткрылась. Этот резкий треск и заставил их вскочить. В первое мгновение оба не могли понять, что и где треснуло.

Рагдай исступленно лаял на форточку.

А когда перестал, в комнате вдруг воцарилась тишина, нарушаемая только тихим, доносящимся с кухни и из ванной журчаньем. Там вода по-прежнему бежала из кранов.

Турецкий медленно повернулся к бару. Открыл его. Осторожно взял стакан.

— Сюда мне водки налей.

— Так ведь она для конспирации? — удивился Сергей.

— Вот-вот. Налей для конспирации.

Посмотрев, как Сергей дипломатически скупо плеснул ему водки, Турецкий отобрал у него бутылку и налил себе полный стакан.

— Что с музыкой? — спросил он. — Почему не играет?

— Действительно. Закоротило? Странно.

— И в Японии, значит, дерьмо делают?

— Первый раз в жизни, — смертельно обиделся Сергей. — Это же кенвудовская штука — вещь! Это не она. Это, наверно, не знаю — воздух московский! — нашел он подходящее объяснение. — У нас ведь воздух-то какой? Помои газообразные. Вон форточку взять — заклеил, а не запер. А была бы бумага что надо, ничего не случилось бы. Точно говорю. А вы услыхали, как затрещала, встрепенулись, да?

— Да.

— Вот слух у вас!

— Не жалуюсь. — Турецкий выпил залпом стакан и встал. — Пошли, Рагдай.

— Вас отвезти?

— Не надо. Я оставлю здесь свою машину. Поеду на такси, ты не волнуйся.

— Да что мне стоит отвезти вас! Я сто граммов пива вы-пил-то, всего! Я отвезу вас, а сам вернусь — без всякого такси.

— Мне не домой, — сказал Турецкий. — Мне далеко сегодня. В Чертаново, другой конец Москвы.

Перехватив удивленный взгляд Сергея, Турецкий пояснил:

— Поеду я к Марине Алексеевне Грамовой.

— А это зря, — голос Сергея стал жестким и твердым. — Грубейшая ошибка,

— Я знаю. Но появился новый факт, который все меняет.

— Какой?

— Простецкий. Я люблю ее.

 

8

 

 

На улице мрак непроглядный. Турецкий зашел в телефонную будку, набрал номер.

— Марина?

— Слушаю.

— Я к вам сейчас приеду. А?

— Я жду.

— Вы даже не спросили — кто приедет?

— Я вас узнала сразу. Турецкий Александр Борисович. Так?

— И вы не удивились?

— Нет, ничуть. Сказать по правде, я ведь знала.

— Знали? Что?

— Что вы приедете ко мне сегодня.

Быстрый переход