Тем не менее астролог Крафт не хотел работать на фашистов, видя, быть может, грядущее более ясно всех остальных современников. В 1942 году его вызвали в министерство пропаганды, чтобы он помог ведению войны, но он отказался. Свою жизнь он закончил в Бухенвальде, где умер 8 января 1945 года, точно в тот день, о наступлении которого он знал с юных лет.

Бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг, выступавший на Нюрнбергском процессе в роли свидетеля, подтвердил факты злокорыстного использования астрологии в качестве одного из вариантов мощного психологического оружия, а также факты репрессирования не желающих служить режиму астрологов. Так, в качестве одного из многочисленных примеров Вальтер Шелленберг привел случай, когда один из крупных астрологов (его фамилия не приводится нами по соображениям, которые будут понятны из дальнейшего), не выдержавший режима концлагеря, за свое освобождение составил прогноз неудавшегося путча генералов во главе с фон Штауфенбергом 20 июня 1944 года, предсказал тяжелую болезнь Адольфа Гитлера осенью 1944 года и, самое главное, смерть Гитлера в конце апреля— начале мая 1945 года…»

Марина с Настей вышли из душа, и Турецкий оторвался от чтения.

— Что это ты читаешь с таким интересом?

— Да вот, твоя рукопись.

— Моя? Она не моя.

— Ну, здесь, на тумбочке, лежала. Осталась, видимо, от предыдущих постояльцев.

— От предыдущих? Быть не может. Наш люкс был абсолютно чист.

— Тогда, возможно, уборщица оставила, когда днем убиралась тут…

— Надо отдать коридорной.

— Отдам, сначала только дочитаю.

— А тут о чем?

— Да о фатальности. Неизбежно ли сбываются пророчества…

— Ты лучше не читай. Не знать спокойней.

— Почему?

— Мне снятся ужасные сны… Сначала было вроде ничего, нормально все, прекрасно, а после Сочи, помнишь, в день, когда мы катались на фуникулере? Как будто что-то изменилось. Нет?

— Да.

— Ты тоже чувствуешь?

— Да. К сожаленью, да. Но объяснить себе я это не могу. Ведь ничего не… Ведь не было причин.

— Наверно, были, — Марина грустно кивнула и как-то даже, посерьезнев, постарела чуть. — Причины были, мы не знаем их…

— Но ужинать пойдем?

— Конечно, что ж нам остается?

Вечером, уже в темноте, когда они возвращались из ресторана, Турецкий обратил внимание на странную группу лиц, подпирающих стену дендрария. Собственно, в них ничего особенно странного не было: шпана как шпана, но что-то все-таки мгновенно приковало к ним внимание Турецкого…

Турецкий на секунду замер, соображая. А, вот в чем дело!

Группа была совершенно несовместима по возрасту: парочка парней лет пятнадцати-шестнадцати — шпана, трое — чуть старше двадцати и двое — лет тридцати. Вот это-то и удивляло — что могло свести их? Ведь между этими возрастными группами мужчин — ну просто пропасть. Турецкий хорошо знал криминальную статистику по возрастам. Ведь кражи, воровство — все разное при разном возрасте.

Они уже почти миновали эту подозрительную группу, как вдруг от нее отделился один из двадцатилетних и преградил им путь.

— Ох ты какая, крошечка-цыпочка… — он наклонился к Насте. — Мальвиночка… А можно мне тебя за щечку ущипнуть?

Рагдай ощерился.

— Руки, — сказал Турецкий. — Ты руки при себе держи.

— А ты помолчи! — мужчина сильно щелкнул Рагдая в нос, тот даже взвизгнул от боли.