Когда буду писать мемуары, то отведу ей отдельную главу. Адвокат Лафамилья говорит, что согласна быть моим литературным агентом, если я это все-таки сделаю.
— Что ж, из нее, вероятно, выйдет хороший агент.
Майло улыбнулся.
— Для Дауса с Энгером наступает время поджаривания задницы. Мне почти что жалко их. Скажи-ка, ты давно ел? Что до меня, то я не прочь основательно перекусить.
— Я плотно позавтракал, — ответил я. — Но есть одно дело, которым бы неплохо заняться.
— Что за дело?
Я сказал ему.
— Боже милосердный! Может, уже хватит?
— Мне необходимо знать. Ради общего блага. Если тебе не хочется этим заниматься, то я попробую справиться сам.
Он сказал:
— Нет, вы только подумайте! — Помолчал с минуту. — Ладно, прогони-ка все через меня еще разок — в деталях.
Я повторил.
— И это все? Телефон на полу? Это все, что у тебя есть?
— По времени все совпадает.
— Ладно. Проверить это можно будет, наверно, без особых трудностей. Вопрос в том, был ли это звонок за дополнительную плату, как междугородный.
— Из Сан-Лабрадора в Санта-Монику звонок междугородный; я уже видел счет.
— Мистер Детектив, — сказал Майло. — Мистер Частный Сыщик.
— Ну и ну, — сказал я, показывая на одну из стоявших на подъездной дорожке машин. Черный «кадиллак-флитвуд» 62-го года.
Майло припарковался.
Мы вышли из машины и осмотрели передний бампер «кадиллака». Глубокая вмятина и свежая грунтовка.
— Да-а, выглядит в самый раз, — пробурчал Майло.
Мы поднялись на веранду и прошли в дверь. У нас над головами звякнул колокольчик.
Вестибюль был заставлен комнатными растениями. Душистыми комнатными растениями. Слишком душистыми — словно этот аромат должен был что-то скрыть.
Нам навстречу вышла темноволосая хорошенькая женщина лет двадцати с небольшим. Белая блузка, красная макси-юбка, евразийские черты лица, чистая кожа.
— Чем я могу вам помочь?
Майло сказал ей, кого мы хотим видеть.
— Вы родственники?
— Знакомые.
— Давнишние знакомые, — вмешался я. — Как Мадлен де Куэ.
— Мадлен, — сказала женщина с теплотой в голосе. — Она такая преданная, бывает здесь каждые две недели. И так хорошо готовит — мы тут все просто обожаем ее масляное печенье. Посмотрим, который час. Десять минут седьмого. Возможно, он еще спит. Он; много спит, особенно в последнее время.
— Его состояние ухудшается? — спросил я.
— Физическое или моральное?
— Можно начать с физического.
— Кое-какое ухудшение наблюдалось, но оно появляется и исчезает. Один день он ходит прекрасно, а на следующий совсем не может двигаться. Очень тяжело видеть его в таком состоянии, когда знаешь, что его ждет. Это такая мерзкая болезнь, особенно для такого человека, как он, привыкшего к деятельному образу жизни. Хотя, наверное, все болезни такие. Мерзкие. Когда постоянно имеешь дело с больным, иногда забываешь об этом.
— Я вас очень хорошо понимаю, — сказал я. — Мне приходилось работать с онкологическими больными.
— Так вы врач?
— Психолог. — Мне было приятно сказать правду.
— Это как раз то, к чему я стремлюсь. Стать психологом. Для этого и приехала сюда.
— Прекрасное поприще. Желаю вам успеха.
— Спасибо. У нас в основном раковые больные. |