Но ему не хотелось, чтобы их встреча обрывалась так резко.

– Наверное, – сказал он, тщательно подбирая слова, – было очень трудно во всем этом разобраться? – Он пролистал бумаги, заодно тайком проверяя, все ли на месте.

– Да нет. Вовсе не трудно. Не было ничего легче.

– Я не совсем понимаю…

– Я тоже не совсем понимала. В этом-то и штука. Все это казалось не очень-то настоящим, но, наверное, это беда истории вообще. Ее-то нам всегда и приходится изобретать самим.

Она заметила смущение Филипа.

– Разумеется, я могла бы обо всем этом написать. У меня бы это вышло гораздо лучше, чем у бедняжки Чарльза.

Этого Филип и боялся.

– Вы не сделаете этого, – сказал он гневно. – Это было бы чудовищно!

Хэрриет посмотрела на него с интересом.

– Ради Вивьен, – сказала она наконец, – я с вами соглашаюсь.

Теперь Филип залился краской.

– Да нет, это действительно была ошибка, – сказал он и замолчал. – Но теперь нет смысла ворошить прошлое.

– Это вы про Чаттертона?

– Нет, про Чарльза. Теперь, когда он…

– Умер, дорогой мой. К чему миндальничать.

– Теперь, когда он умер.

– Чтобы рука времени перевернула страницу? – Она свесила голову набок. – Чудесный образ. – Она поцеловала собственную руку. – Благодарю вас, Хэрриет Скроуп, за эту прелестную милую мысль. Да, кстати, – добавила она другим тоном, – там вы найдете и Чарльзовы стихи. – Она показала на бумаги, лежавшие у Филипа на коленях. – Думаю, что я ничего не могу с ними сделать. – Филип взглянул на нее, разочарованный явным отсутствием заинтересованности с ее стороны, и она отступила на шаг назад, вызывающе уперев руку в бедро. – Вы, видимо, считаете, что я – нелепый призрак? Ничего подобного. Я очень даже настоящая. И даже могу укусить. – Она широко раскрыла рот и, к изумлению Филипа, на миг показала свои фальшивые зубы, так что они чуть не выпали, а потом всосала их обратно.

В эту секунду зазвонил телефон. Филип, и так уже несколько взвинченный, подпрыгнул от внезапного звонка, и манускрипты рассыпались по полу. Хэрриет засеменила из комнаты в коридор, потирая руки и ухмыляясь. Это звонил Камберленд, и голос его был очень хмурым:

– Мисс Скроуп, если у вас есть стул, тогда держитесь за него.

– А трон не сгодится? – Она подмигнула мистеру Гаскеллу.

– Помните ту картину, что вы оставили нам для… для датировки?

– Да, прекрасно помню.

– Ну вот, произошло нечто жуткое.

Рот Чаттертона наполняется слюной, река выходит из своих драгоценных берегов. Живот его пронзает боль, похожая на колику, но такая жгучая, будто мою печенку и селезенку поджаривают на огне. Что со мной? Он силится встать с кровати, но агония снова сваливает его с ног, и он в ужасе катается по постели, уставясь в стенку. О Боже, мышьяк. Он изблевывает содержимое своего желудка, и одновременно с этим спазмом его тонкие ягодицы обжигает струя кала – о, какой он горячий – и стекает по бедрам, а вонь смешивается с острым запахом пота, которым залито его тело. Все покидает меня. Я словно дом, охваченный пожаром.