Плесни Матушке джина, пока у ней еще хватает сил глотать.
– А у меня хватает сил смотреть на это.
Хэрриет не расслышала последнего замечания, произнесенного в сторону. Она успела снять свою меховую шляпку, приподняв ее над головой обеими руками, как будто изображая некую церемонию разоблачения из седой древности; а просторная шуба потребовала гораздо больших усилий, так что Хэрриет пришлось проделать целый комплекс движений, прежде чем она сумела освободиться от нее.
– Отделалась? – Сара разглядывала дорогое одеяние с некоторой враждебностью.
– Не отделалась, дорогая, а только отделилась. – Хэрриет взяла стакан с джином и серебряную ложечку, которые протягивала ей Сара, и, медленно заглатывая свою первую крошечную порцию, принялась оглядывать комнату. Знаешь, – снова заговорила она, – это все время напоминает мне кабинет психиатра. Разумеется, я никогда не была у психиатра. Терпеть не могу, когда лезут в душу.
Квартира Сары была обставлена в современном «функциональном» стиле, который, наряду с ее коллекцией живописи в русле абстрактной традиции пятидесятых, придавал комнате несколько холодноватый вид. Хэрриет в углу вдруг стала опускать нижнюю половину тела, и на какой-то кошмарный миг Саре пришло на ум, что она собирается там облегчиться.
– На что это, – спросила Хэрриет, – я сейчас опускаюсь? – Предмет, о котором шла речь, напоминал доску, перепиленную пополам и водруженную на бочонок с маслом.
– Это называется стул.
– А почему он черный? Я не люблю сидеть на черных штуках.
– А как же тогда твой кот?
– Ну, исключение подтверждает правило.
Сара оставила без внимания последнее замечание подруги.
– Этот стул хорошо подходит для твоей позы, хотя Бог весть…
Хэрриет прервала ее:
– Но совсем не подходит для платья шанель, не правда ли?
Сара с неодобрением оглядела ее некогда «шикарную» красную юбку.
– Конечно, не подходит, если оно давно превратилось в клочья. – А затем прибавила, уже не в силах удержаться от улыбки: – Тебя как будто собаки рвали.
– У-у, ням-ням. Как насчет чая? – Обе женщины рассмеялись, а потом глубоко вздохнули.
– Ну, – сказала Хэрриет, уже усевшись на стул, – давай же будем веселы и искрометны. Спроси-ка, что я делала все это время?
– У меня не хватит смелости.
– Ну-ну. Давай спрашивай.
Но Сара решила, что голыми руками ее не возьмешь.
– Съешь-ка лучше банан, моя дорогая. Ведь ты же слывешь "королевой романа", в конце концов. – Такой титул Сара присвоила ей много лет назад, хотя романы Хэрриет обычно считались весьма мрачными – и даже жуткими.
Хэрриет взглянула на блюдо с фруктами.
– Откуда они взялись? Из "третьего мира"?
Последнюю фразу она произнесла с отвращением.
– Я не знаю, откуда они взялись, – ответила Сара. – Зато я знаю, куда они деваются. – И, взяв банан, она сняла с него кожуру и стала жадно поедать. Эта старушечья жадность приковала к себе Хэрриет, которая не раз пыталась представить, как она сама выглядит за едой. Она наблюдала, как Сара чопорно вытирает верхнюю губу, над которой – как показалось Хэрриет уже показались первые слабые признаки усиков. – Если есть бананы, будешь видеть в темноте, – сказала Сара, спрятав носовой платок. – Или, может, добавила она, плутовато улыбнувшись Хэрриет, – это все бабушкины сказки?
– Да откуда мне знать, скажи на милость? Впрочем, ты мне кое о чем напомнила. |