— Здасссьте, — с вульгарной сердечностью произнес он, похлопывая руками, как человек, только что вошедший с холода. — Я стучал, но мне не открыли.

Молодой человек быстро обернулся, прядь темных волос упала ему на глаза. Он поднял рассеянный взгляд.

— Да?

Кэт называла его романтичным. Себастьяну это определение все время казалось странным, но теперь он понял, почему она так говорила. Итальянец был высок ростом, широкоплеч и напоминал красивого пастуха или трубадура с венецианских полотен двухвековой давности. Кудрявые темно-каштановые волосы обрамляли лицо с большими бархатными карими глазами, классическим носом и полными, чувственно изогнутыми губами ангела с картин Боттичелли.

— Я ищу мистера Джорджио Донателли, — сказал Себастьян.

Тут он понял, что в комнате горит не одна, а три жаровни. Юноша явно тосковал по теплу Италии. А Себастьяну пришлось сожалеть о двух платках и ватине, которыми он обмотался.

Художник положил палитру и кисть на ближний столик.

— Донателли — это я.

— Меня зовут Бомонт. — Себастьян выпятил живот и принял горделивую позу. — Сайлес Бомонт. Из компании «Трансатлантической торговли Бомонта». — Он пронзил художника выжидательным взглядом. — Вы, конечно же, слышали о нас.

— Думаю, да, — медленно ответил Донателли, явно не желая подвергать себя риску обидеть потенциального заказчика, задев его чувство собственной значимости. — Чем могу служить?

Художник говорил по-английски хорошо. Даже очень хорошо, как раз с таким легким акцентом, который лишь усиливал ауру романтичности. Он явно уже долго жил в Англии.

— Ладно, тут такое дело, видите ли. Вчера я говорил с лорд-мэром, где бы мне найти кого-нибудь, кто бы нарисовал мою дочку Сьюки — ей уже шестнадцать, моей Сьюки, — и он, между прочим, упомянул вас.

— Вам не стоило утруждаться и приходить сюда, — сказал Донателли, окидывая студию беспокойным взглядом хозяйки, которую застали за мытьем полов.

Себастьян лишь отмахнулся.

— Я хотел посмотреть ваши картины, да не две-три, выбранные вами. Я всегда говорю — не покупай лошади, пока не посмотришь на стойло. — Он обвел комнату любопытным взглядом. — Надеюсь, у вас что-нибудь есть?

Донателли взял тряпочку, чтобы очистить руки.

— Конечно. Идемте.

Все еще вытирая руки, он провел его через открытые двери в заднюю комнату, заставленную десятками больших и малых холстов.

— Ага! — сказал Себастьян, потирая ладони. — Это куда больше, чем я ожидал!

Он и правда очень хороший художник, решил Себастьян, медленно обходя комнату. В картинах молодого итальянца, в отличие от сентиментальной, льстивой формальности Лоренса или Рейнольдса, присутствовали живость и игра света. Виконт замедлил шаг. Его уважение к таланту юноши все возрастало, по мере того как он изучал наброски, широкие драматические полотна и маленькие эскизы. Затем он подошел к полотнам, повернутым лицом к стене, и с любопытством потянулся к одному из них.

— Мне кажется, это не совсем то, что вам нужно, — подался вперед Донателли.

Себастьян остановил его, вглядываясь в портрет Рэйчел Йорк. Портрет не собственно девушки, а актрисы в образе Венеры, выходящей из морской пены. Плавность очертаний ее тела была столь реалистична, что с картины смотрела не идеализированная мифическая богиня, а суть женской чувственности.

— Нет, вы не правы. Это же так… — Себастьян замолк. На языке вертелось — эротично, но, стараясь не выбиваться из выбранного им образа торговца, он закончил: — Возбуждающе.