Дима больше вопросов не задавал, пришел минута в минуту, с цветами, шампанским и конфетами. Я открыла в халате, сказала «привет» и чмокнула его в щеку. Он покраснел, его руки забавно дрожали.
– Как я тебе в халате? – спросила я, а он ответил:
– Лучше, чем в вечернем платье.
Мы сели за стол, выпили шампанского, о чем‑то болтая. Я смотрела на Димку, и сердце у меня то колотилось со страшной скоростью, то замирало. Говорить о пустяках становилось все труднее. На словах спотыкались и торопливо отводили взгляды. Я так волновалась, что бокал опрокинула, залила шампанским Димкины брюки. Вскочила и за полотенцем кинулась:
– Извини, ради бога.
Он засмеялся:
– Ерунда.
Взял меня за руку, сердце у меня застучало где‑то в горле, я посмотрела в его глаза и сказала:
– Димка, поцелуй меня, пожалуйста.
Больше мне ни о чем просить не пришлось. Любовник он был восхитительный: нежный и страстный, у любой женщины дух бы захватило. Три часа прошли как три минуты, пора было домой. Я украдкой взглянула на часы, хотела подняться. Он меня за руку схватил, потянул на себя легонько:
– Лада…
Я только улыбнулась и, махнув на все рукой, прижалась к его груди. Через час позвонила домой, муж из театра вернулся.
– Валерочка, – сказала, – я здесь на вечеринку забрела, припозднюсь. Ты не беспокойся, меня проводят.
И опять к Димке.
Поздно ночью, когда я торопливо одевалась, он подошел сзади, обнял и спросил тихо:
– Лада, это ведь все не просто так?
Я замерла на мгновение, повернулась к нему, испуганно посмотрела:
– Глупый, неужели ты сам не видишь?
– Я люблю тебя, – очень тихо сказал он, и я тоже сказала «люблю», а чего не сказать?
Расстались мы с трудом, часа два возле моего дома в машине сидели, раз двадцать начинали прощаться и вновь откладывали расставание еще на пять минут.
Весь следующий день меня трясла любовная лихорадка, к телефону бросалась, как голодная собака, коллеги смотрели с подозрением.
Димка позвонил в три, а у меня уже руки дрожали от нетерпения.
– Димочка, – пролепетала я едва слышно и только что не заревела.
– Лада, – сказал он, голос его дрожал. – Я сейчас приеду. Ты слышишь?
– Да, – ответила я, схватила шубу и бегом кинулась из школы.
Он подъехал через пару минут, не помню, как в квартире оказались…
И пошло… Ни о чем, кроме Димки, я уже думать не могла.
– Прорвало, – усмехнулась Танька, – досиделась. Завязывай с ним, а то Аркаша быстро узнает, оторвут башку твоему хахалю, и тебе достанется.
– Не узнает, – нахмурилась я.
– Хитрости в тебе нет. Чего ты с этим пацаном по городу таскаешься? Полно знакомых, донесут папуле, глазом моргнуть не успеешь.
– А ты не каркай, – разозлилась я, потому что Танька, конечно, была права.
– Слышь, Ладка, ты баба умная, но впечатлительная. Влюбляться тебе никак нельзя. Сгоришь.
Я только махнула рукой.
Прошло недели две. Димка меня, по обыкновению, встретил с работы, и мы поехали на квартиру. Все было как обычно, и ничто не предвещало грозы, пока он вдруг не спросил:
– Чья это квартира?
– Моя, – с легкой заминкой ответила я.
– Но ты ведь здесь не живешь?
Димке врать не хотелось, я подумала и сказала правду:
– Я тебе про папу говорила… Папы нет – есть любовник… богатый.
Сказала и тут же покаялась. Лицо у Димки пошло пятнами, он весь затрясся.
– Ты, ты… – Он стал задыхаться, слово произнести не может. |