Помню, гадала, можно ли выплюнуть в приступе тошноты собственное сердце.
– Все не так уж и плохо, – сказал Райан.
Я не ответила.
– Я серьезно, звучание было…
– Боже, просто молчи.
Райан умолк.
Я свалилась на кровать, скрестив руки на груди, в позе трупа.
На следующий день кто то завел новый аккаунт в инстаграме : «Кейт Гарфилд поет». Весь профиль состоял из уродливых скриншотов с видеозаписи Эрика. Квадрат за квадратом: моя челюсть постепенно открывается, губы сжимаются, глаза наполовину закрыты. В описании была только строчка «Я немного умерла». Пересылая ссылку банде, я плакала.
«ТВОЮ МАТЬ, – ответила Рейна. – Я ИХ УНИЧТОЖУ. ТВОЮ МАТЬ».
«Вот ужас, милая, мне так жаль», – это Брэнди.
Андерсон ничего не ответил, потому что уже стоял у двери.
– Вот урод, – сказал он. Прямо с порога, даже не поздоровавшись.
– Кто именно? – Я вытерла слезы тыльной стороной запястья.
– Эрик. Мира. Оба. И все пижоны, которые подписались на этот аккаунт.
Подписчиков было уже 78. Я не могла перестать проверять. Чьи то лица мне были знакомы из пижонского списка, некоторые оказались совершенно новыми.
Райан валялся на диване в гостиной, но я все равно плюхнулась рядом, глядя на Андерсона.
– Никогда больше не буду петь. Ни ко гда.
Райан даже глаз от телефона не поднял.
Но в воскресенье я проснулась и обнаружила возле двери старую мамину гитару.
Райан уже не спал, но еще лежал в кровати, листая учебник. Мое появление его не слишком удивило.
Я вцепилась в дверной косяк.
– Тебе ведь известно, что я не умею играть на гитаре?
– Я скину тебе инструкцию. – Он протянул руку в сторону и одним выверенным движением выдернул из телефона зарядку. Спустя секунду я услышала оповещение.
Опустила глаза на экран, а потом бросила на Райана горящий взгляд.
– Somebody to Love? Знаешь, не то…
– Это хорошая песня. Не позволяй парочке придурков ее испортить.
Я нажала кнопку воспроизведения. Оказалось, все довольно просто: на записи какой то парень показывал, как взять аккорд и расположить пальцы на грифе акустической гитары. Но что то было цепляющее в том, как сплетались эти звуки.
Я не могла глаз отвести от телефона.
– И для кого мне это играть?
– В смысле «для кого»? – Райан пожал плечами. – Для себя играй.
Сцена одиннадцатая
По моему, у мамы есть склонность к саморазрушению. Причина смерти: обед на шаббат. У нее штук восемь распечатанных рецептов, выложенных веером на столе, и все это нужно приготовить с нуля. Не знаю, понимает ли она, что духовка у нас всего одна. И мама – тоже.
Нужно ли говорить, что семейство Гарфилдов вообще не настолько евреи, чтобы мучиться с ужином на шаббат.
– Кейти, пожалуйста, закинь мини суфле в духовку для хлеба. Получится же? Они все равно приготовятся, верно?
Я осматриваю кухню: дверцы шкафчиков нараспашку, все уставлено сковородками. Щеки мамы перепачканы мукой.
– Сколько, говоришь, будет гостей?
– Так. Ты сказала, Андерсон занят, верно?
– Если «занят» включает в себя просмотр «Рапунцель», то да.
– Он же смотрел ее уже раз двадцать.
– Двадцать два.
И я не могу его за это осуждать: мой личный счетчик тоже близок к этой цифре. «Рапунцель» – лучший фильм всех времен. Та же атмосфера, что и в «Заколдованной Элле», но, в отличие от нее, не вызывает воспоминаний о пижонах и провалах. И там есть Флинн Райдер, нарисованный лохматый наглец, прохвост моей мечты. |