Это Сара крикнула ему с лестницы. Кэсл подошел к окну. Черный «мерседес» прокладывал себе путь вдоль домиков на Кингс-роуд, которые были все на одно лицо. Шофер явно искал нужный номер, но, по обыкновению, далеко не все фонари горели.

– Так и есть, это мистер Мюллер, – крикнул Саре Кэсл. Ставя на стол стакан с виски, он заметил, что рука у него дрожит, до того крепко он сжимал стакан.

Раздался звонок, и Буллер залаял, но, когда Кэсл открыл дверь, пес безо всякой дискриминации приветствовал незнакомца – завилял хвостом и из дружеских чувств оставил на брючине Корнелиуса Мюллера полоску слюны.

– Хорошая собака, хорошая, – не без опаски произнес Мюллер.

Годы заметно изменили Мюллера: волосы у него стали почти совсем седыми, а лицо гораздо менее гладким. Он уже не производил впечатления чиновника, у которого на все только правильные ответы. Со времени их последней встречи что-то с ним произошло: он стал выглядеть более человечным – возможно, из-за большей ответственности, которую принесло с собой повышение по службе вместе с неуверенностью и появлением вопросов, на которые он не знал ответа.

– Добрый вечер, мистер Кэсл. Извините, что я так опоздал. Чересчур большое движение в Уотфорде – по-моему, этот городок называется Уотфорд.

Его можно было бы счесть сейчас чуть ли не застенчивым, а возможно, он просто не привык находиться в незнакомой обстановке, а не за столом из дивного дерева у себя в кабинете, за стеной которого, в приемной, сидят два младших чина. Черный «мерседес» умчался: шофер отправился на поиски ужина. Мюллер очутился совсем один в незнакомом городе, в чужой стране, где на почтовых ящиках стоят инициалы королевы «Е. II», а на рыночных площадях нет статуи Крюгера [Крюгер Паулус (1825-1904) – президент бурской республики Трансвааль в 1883-1902 гг.].

Кэсл налил виски в два стакана.

– Давно мы с вами не виделись, – заметил Мюллер.

– Лет семь?

– Так мило, что вы пригласили меня на ужин к себе домой.

– Шеф решил, что это будет самым правильным. Чтобы сломать лед. Похоже, нам придется тесно сотрудничать. В операции «Дядюшка Римус».

Мюллер бросил взгляд на телефон, на лампу на столе, на вазу с цветами.

– Все в порядке. Можете не беспокоиться. Если нас кто и подслушивает, то лишь наши люди, – сказал Кэсл, – а я абсолютно уверен, что этого нет. – Он поднял стакан. – За нашу последнюю встречу. Помните, вы предложили мне тогда поработать на вас? Ну, вот видите: я к вашим услугам. Мы работаем вместе. Ирония истории или предопределение свыше? Ваша голландская церковь верит в это.

– В те дни я, конечно, понятия не имел, какое вы на самом деле занимаете положение, – сказал Мюллер. – Знай я об этом, я бы никогда не стал вам грозить из-за той злополучной туземки. Я понимаю теперь, что она была всего лишь одним из ваших агентов. Мы могли бы даже вместе ее вести. Но дело в том, что я принял вас за одного из этих высоколобых сентиментальных противников апартеида. Для меня было полнейшим сюрпризом, когда ваш шеф сказал, что я должен встретиться с вами по поводу операции «Дядюшка Римус». Надеюсь, вы не держите на меня зла. В конце концов, мы же с вами оба профессионалы и теперь работаем на одной стороне.

– Да, полагаю, что так.

– Мне б хотелось все-таки, чтобы вы рассказали мне, – теперь ведь это уже не имеет значения, верно? – как вам удалось вывезти ту девчонку-банту. Очевидно, переправили ее в Свазиленд?

– Да.

– Я-то думал, что эта граница у нас прочно на замке – перейти ее могут разве что настоящие знатоки своего дела – партизаны.