Несколько секунд они рассматривали друг друга с одинаковым прищуром глаз, потом во взгляде девушки мелькнула растерянность и она сказала со смешком:
— Может быть, кавалер наконец пригласит даму войти?
Крутов отступил в сторону.
— Извини.
Ольга, покачивая бедрами, прошла в квартиру, остановилась на пороге гостиной, разглядывая разбросанные по комнате вещи.
— Ты собираешься уезжать?
— Кофе хочешь? — проигнорировал он ее вопрос.
— Нет, спасибо. Ты же знаешь мои вкусы.
— Кофе нам не по нутру, нам бы водки по утру, — пробормотал майор. — К сожалению, твоего любимого коньяку нету, вылил. Шампанское, быть может?
— Сгодится, — кивнула девушка, переложила с кресла на стол рубашки хозяина и села, закинув ногу за ногу.
Крутов кинул равнодушный взгляд на ее красивые колени, принес бутылку шампанского, открыл, разлил в бокалы.
— За что пьем?
— За свободу, — с иронией ответила Ольга. — Ты же теперь вольная птица? Или все же остался в службе?
— Нет, — коротко сказал он, сделав глоток.
— Почему? Не мог договориться с начальством, взять всю вину на себя, попросить, чтобы оставили?
— Зачем? — Крутов поставил бокал на стол, но садиться не стал, принес конфеты, предложил даме.
Ольга Сошникова тоже работала в ФСБ, только в другом управлении.
Познакомились они три года назад, спустя полгода после гибели жены майора, но отношения их так и не перешли границ приятного совместного времяпровождения. Хотя Ольга изредка и пыталась узаконить их альянс, тренируя на нем командирский голос. Женщина она была красивая, эффектная, умная, однако чересчур самостоятельная и властная. Крутов таких не то, чтобы не любил, но старался обходить стороной.
— Зачем? — переспросила Ольга. — Да затем хотя бы, что ты профессионал, и жить не сможешь без службы.
— Ошибаешься, — усмехнулся он, начиная укладывать вещи во вторую сумку. — Смогу.
Гостья посмотрела на его открытое лобастое лицо с твердо сжатыми упрямыми губами, с прямым пронизывающим взглядом карих, часто светлеющих до желтого «тигриного» свечения, глаз, и шутить не рискнула. Если Егор что‑нибудь решал, то уж решал окончательно и решения свои никогда не пересматривал. Месяц назад он застал у нее в гостях сослуживца, капитана Зеленского, красивого брюнета с ниточкой усов: ничего особенного не было, легкий флирт, поцелуйчики, объятия, смех, до постели дело не дошло, — но после этого не приходил, не звонил и на ее звонки не отвечал, словно отрезал. А ведь любого другого мужика она запросто могла уговорить, обольстить, свести с ума, объяснить все обыкновенной игрой, да еще и заставить при этом просить прощения. Любого другого, только не Егора Крутова.
— Ты не… — она хотела спросить: «ты меня так и не простишь?» — но вместо этого сказала: ты не прав, Крутой. Боевая работа — как наркотик.
Без нее ты засохнешь.
Крутов продолжал методично собираться, потом задернул молнию на сумке, оперся на нее и глянул на девушку.
— Ты только для этого ко мне зашла? Чтобы сообщить, что я не прав?
Ольга вспыхнула, уловив понятный обоим подтекст, резко поставила бокал на стол, расплескав шампанское, встала и пошла к выходу. На пороге гостиной оглянулась.
— Ты всегда будешь один, Крутой, потому что никого не любишь, даже себя. Мне тебя жаль. Но если захочешь что‑нибудь изменить в своей жизни в лучшую сторону — позвони. Может быть, я тебе помогу.
Простучали по полу прихожей каблучки, глухо вздохнула дверь. Крутов, склонив голову к плечу, прислушивался еще некоторое время к тишине в доме, потом сел в кресло, хранящее тепло женского тела, и невесело усмехнулся, вспомнив вычитанное в каком‑то журнале детские откровения. |