— Он уже собирается, — прогудел в бороду Марат Балязин, огромный, как шкаф; в руках он нес два объемистых целлофановых пакета. — Вовремя мы его перехватили.

— Принимай гостей, хозяин, — весело сказал белозубый Саша (хотя все передние зубы у него были не свои — металлокерамические), — будем гудеть.

Сам ты, понятное дело, не дотумкал собрать друзей перед дорогой, так мы решили перехватить инициативу.

Ребята гурьбой ввалились в гостиную, сдвинули в угол сумки, переложили не убранные вещи, стали расставлять стулья, посуду на столе, заняли кухню, подтрунивая друг над другом и над хозяином.

Крутов, чувствуя, как у него перехватило дыхание и к глазам подступила теплая влага, сбросил оцепенение и вмешался в процесс, сердито выгнав бывших подчиненных из кухни.

— Наследили тут, навели беспорядок, еще посуду побъете… Идите отсюда, я сам все приготовлю.

Но его не послушали, засунули в духовку две курицы, стали жарить лук, резать овощи, колбасу, сыр, хлеб, и Крутов вынужден был отступить.

В гостиной Саша сунул ему тяжелый плоский кожаный чехол, напоминавший ножны. Впрочем, это и были ножны. Внутри лежал, мерцая синеватым зазубренным лезвием, самый натуральный бетдаггер — так называемая «летучая мышь», кинжал, сочетавший в себе пилу, двухсторонний топорик и собственно кинжал. Это было личное оружие Саши, с которым он не расставался и которое не раз проверил в деле.

— Дарю, полковник, хорошему человеку не жалко.

Крутов, взвесив кинжал в руке и отметив его балансировку, — кинжал действително напоминал по форме летучую мышь, — с чувством пожал руку Саше и метнул бетдаггер в щит в углу комнаты. Кинжал вошел точно в глаз гедзя, нарисованного на щите средневекового японского воина.

— И я кое‑что хочу подарить, — подошел к полковнику Воха Васильев, протягивая Крутову еще один кожаный чехол, чуть поменьше.

Егор вытащил оттуда серповидное лезвие с дополнительным центральным когтем, и кивнул, оценив подарок. Это был бяньдао, метательный серп без рукоятки. Воха владел им великолепно. Крутов не решился метнуть бяньдао в щит, и Васильев сделал это сам, воткнув серп в другой глаз нарисованного на щите лица.

Потом они пели легкое вино — шабли и бургундское, ребята практически не потребляли спиртного, — шутили, рассказывали анекдоты, смеялись, вели философские беседы, и ком в груди Крутов почти растаял. Он знал, что не одинок, но не чаял получить доказательства, и его «витязи» решили проблему играючи. Он всегда мог на них положиться, даже будучи уже не их командиром. Точно так же он принял их помощь, когда решил отомстить подонкам, убившим жену.

Убийство было бессмысленным и жестоким, как и вся жизнь «отморозков», не признающих ни существующих норм поведения, ни законов, ни прав людей на собственное мнение и жизнь.

Банда молодых людей в возрасте от девятнадцати до двадцати четырех лет, возглавляемая более высоковозрастным подонком (Шамиль Свиридов по кличке Копченый в свои двадцать девять уже дважды сидел за бандитизм), забавлялась тем, что прокалывала шины у стоящих возле центрального парка автомобилей. Крутов, приехавший с женой отдохнуть, пройтись по аттракционам, отлучился буквально на две минуты, чтобы купить мороженое, за эти две минуты все и случилось.

Наталья, увидев проделки компании, сделала замечание, и молодые подонки, окружив ее с хохотом и угрозами, принялись рвать на ней платье, а когда она стала отбиваться и кричать, кто‑то ударил ее ножом. Просто так!

Чтобы не кричала. Словно прихлопывал муху!

Крутов, услышав крик, прибежал, чтобы увидеть, как стая бандитов рассыпалась в разные стороны, однако догонять никого не стал, увидев лежащую на тротуаре жену. Она умерла у него на руках…

Следствие, длившееся два месяца, так и не доплелось до финала, потому что вели его, во‑первых, неквалифицированно, во‑вторых, в банде Копченого оказался племянник начальника отдела милиции Западного района столицы, который постарался закрыть дело «за недостаточностью улик».