— Давай помогу, отец. Клей, резина есть?

— Да откуда им быть, мил человек? Я даже ноне без запасного колеса ездию, денег нема, штоб купить.

— Понятно. Сколько же тебе лет, если не секрет?

— Годков‑то? Полдоста

десятка, — вздохнул дед, поднимаясь. — Спасибо за добрые слова, мил человек. Дай Бог тебе здоровья. Почапаю пешком, свояк поможет.

— Давай я тебя хоть на машине подброшу, чай не спешу.

— Да я недалече тут живу, на Выселках.

— Все ж не ногами дорогу мерить. Садись, отец.

Крутов помог деду, которого звали Селиваном Федотовичем, собрать зерно, овощи, усадил его в машину, и они поехали обратно в сторону Брянска. Однако до поворота на Выселки не доехали. Буквально в трех километрах от того места, где на Селивана Федотыча напали хулиганы на мотоциклах, Крутов увидел бегущую к дороге по полю овса женщину в платке, за которой гнались два парня на мотоциклах. По тому, как напрягся дедок, Крутов понял, что парни ему знакомы.

— Они? Это они просили бензин?

— Они, башибузуки, еры проклятые! Старшой у них — совсем страшный человек, настоящий бардадым

, хучь и молодой.

Крутов нашел съезд с шоссе в небольшой овражек за обочиной и, выехав на поле, рванул машину к двум лихачам на ревущих мотоциклах, кружившим вокруг женщины, которая остановилась и застыла в позе отчаяния, прижав стиснутые кулачки к груди.

Маневр Крутова был так быстр и неожиданен, что мотохулиганы отреагировать на него не успели. Первого парня, в черной майке с черепом и черной повязкой через лоб, полковник сбил, догнав сзади, второго — заехав чуть ли не в лоб: тот рванул руль вправо и вывалился в метельчатые заросли овса.

Егор остановил машину, заглохли и мотоциклы, наступила тишина.

Женщина, оказавшись совсем не старой, чуть ли не ровесницей самого Крутова, стояла, округив глаза, и лишь по привычке поправила выбившиеся из‑под платка светлые волосы.

Крутов вышел из машины, поглядел на бампер своего «рено» и, не заметив царапин и вмятин, удовлетворенно кивнул: взял он мотоциклистов «на абордаж» вполне квалифицированно. Подошел к женщине, отметив живую глубину ее прозрачных серых глаз, слегка поклонился.

— Извините, что я вмешался. Чего они от вас хотели?

— Не знаю, — прошептала женщина и вдруг глаза ее заполнились слезами.

— Я корову доила, а тут они налетели… молоко разлили… Пасену испугали… а остальные в деревне гулимонят

.

Крутов поднял голову, прислушиваясь. Из‑за редкого сосняка в распадке, откуда выглядывали крыши домов близкой деревни, доносился треск и грохот мотоциклетных моторов и чьи‑то веселые вопли. Банда байкеров «гулимонила».

— Ты че, псих! — пришел в себя мотоциклист в черной майке с черепом.

— Ты че сделал? Ты же мне аппарат угробил! Знаешь, че мы тебе сделаем?

— Яйца оторвем! — пообещал второй, вылезая из‑под своего мотоцикла, рыжий, худой, небритый, в грязной рубахе, с пейджером на ремне. Вид у него был столь потешен, что Крутов невольно улыбнулся в душе, вспомнив услышанное: раньше говорили — чертте что и сбоку бантик, теперь это звучало иначе: чертте что и сбоку пейджер.

— Ну, фрайер, сам напросился! — «Черносотенец» с повязкой через лоб неожиданно ловко достал и крутанул нож‑бабочку. — Или ты платишь за борзость, не поднимая кипежа, или я тебя щас порежу, кишки выпущу!

Крутов вздохнул и шагнул вперед.