– Я убил тебя! – ору в пустоту. Это глупо – но мне нужно выпусть литры адреналина в крови, и я не нахожу другого способа. – Убил тебя, сука!.. Гребаная ты тварь! Попробуй, останови меня теперь!..

И…

В проеме моей двери движение. Гулкий удар резиновой ступни о бетон – и в коридор вдвигается КШР. Он наготове. Он целехонек – и стволы автоматов торчат мне прямо в грудь. Дурак ты, Лис. Орать за шаг до финиша… Как есть дурак.

Когда в грудине вспыхивает болью, а в глаза вдруг бросается тьма, я сперва не понимаю случившегося. А потом…

А потом становится поздно.

Шаги. Я слышу их. Они отдаются в голове монотонным ритмом. Левой – правой, левой – правой, левой – правой…

Но это не человечьи шаги. Они тяжелые, они мнут бетон и что-то хрупкое на нем, притискивают сотнями кило – и оно лопается под многопудовым весом. Кости? Черепа? Очень похоже…

А еще – покачивания. Я чувствую их – и мне это нравится. Спокойные покачивания. Бережные. Так, будто я в люльке и мать качает меня, напевая плавную песню.

Но…

Я открываю глаза – и вижу кошмар, ставший реальностью. Я шарю глазами по сторонам и понимаю – жаль, что не смог подохнуть раньше.

Меня тащит КШР. Тот самый, который стрелял, который почти убил меня. Печет грудину и ломит ребра – пуля попала точно – но на мне броня и я остался жив. И теперь машина несет меня неведомо куда. Несет бережно, спеленав какими-то хитрыми утягивающимися бинтами. Несет так, чтобы я видел все, что творится вокруг.

Грохот Гексагона принимает четкие границы и направленность. Я мало что понимаю в работе контроллеров – но вижу, что порядка вокруг теперь больше. Уже меньше взрывов и выстрелов, уже меньше дыма, гари и копоти – а когда мы спускаемся на первый уровень Центрального и выходим в Парк, война и вовсе остается на втором. Здесь же, на первом – все по-другому.

Номера – мужчины и женщины, подростки и совсем малолетки – идут плотной толпой справа и слева. Текут рекой. Машины – здесь и четырехсотые-пятисотые, и двухтонники – в копоти, в грязи, в крови убитых ими крыс, вышедшие из боя победителями, бесстрастно конвоируют туго сбитые колонны. Меня несут чуть поодаль от двух таких колонн – и я вижу, что крысы, идущие здесь, уже не вздрагивают и не втягивают головы в плечи. Они бредут, опустив головы, – и понимают, куда их ведут. Отрывистый стук выстрелов уже привычен – хотя как можно привыкнуть к этому? Оказывается – можно…

Первый уровень. Парк. Он огромен – и весь завален телами. Сотни тел. Тысячи. Десятки тысяч. Крыс расстреливают у стен – ставят в ряд или толпой и просто косят из пулеметов. Крыс загоняют в ямы в бетоне – и закидывают сохранившимися молотовыми. Крыс кидают прямо под платформы, идущие за нашим отрядом, – и резиновые траки нещадно плющат их, размешивая в кровавый гуляш, сыро сочащийся на бетоне. Машины зачищают Гексагон от нас, людей. Протокол зачистки запущен, и этому нет конца. Я не какая-то неженка… но видя все это, весь этот немыслимый ужас, я снова начинаю скользить куда-то в черную бездонную пропасть.