– Кореша не бросим, – кивает Смола. – Слышь, Желтый. Есть у нас в заначке?

Брат Желтый кивает. Есть. И не только это. В заначке у нас достаточно – и подогреть Котлета, главбугра Семнадцатого отряда, дело нужное, правильное и братское. По понятиям. Мы стараемся поддерживать тех, кто с нами в ладах – придет время, и от них, мы уверены, тоже можно ждать ответной уважухи.

На этом дележка подходит к концу, и слово берет Смола.

– Охотников будем мочить, – безо всяких предисловий говорит он.

Это ожидаемо – зря, что ли, я тырил провода. Но вот причина мне неизвестна. И еще – количество. Там же десять человек было!

– Там их десять номеров было. Всех? – удивленно спрашиваю я. – И второй вопрос – за что?..

– Только старшого, – подумав, говорит Смола. – Эс-два-девяносто-девять. Двоих новичков просто прессанем. А остальных вообще не трогать – они понятия знают, из них никто не замешан. Но вот свежак надо учить. Эти уроды отыскали где-то нагревательные элементы и поджарили полдесятка крыс. Самых мясистых. Сожрали, понятно дело. Вместо них поймали мелких крысят и сдали капо. Жрали трое – но Девятый старший, и он подначил. Заводила. Ему и отвечать.

– И капо принял? – Желтый удивлен.

– Принял, – главбугор косится на решетку, за которой, в коридоре, прохаживается один из карлов. – Но был очень недоволен…

Само собой недоволен. Кто будет доволен, получив вместо больших тушек мелкое недоразумение? Тушки – это настоящее мясо. В Норе крысы превращаются в фарш, в Норе они становятся начинкой, котлетами, кебабом и прочими деликатесами. Но Девяносто Девятый – этот новичок не имеет пока даже погонялы, и мы вынуждены обозначать его номером – жестко накосячил. И это непорядок. Это крысятничество. А за крысятничество у нас в отряде полагается смерть.

– Девятого в расход, – продолжает наш главбугор. – А Сыкуном и Щекой займется Лис. Сначала их, потом Девятого. Этих двоих мочить не надо… – он примолкает на пару секунд, раздумывая – и выдает вердикт: – Пробей в печень, почечки малость пощекочи… И хватит.

Я киваю. Будет сделано, шеф.

– Сыкун, Щека!.. Ко мне через двадцать минут! – ревет Смола на всю камеру. – Эс-два-девяносто-девять – тоже!

Сыкун и Щека провинились – но их вина чуть меньше, чем вина Девятого. Тот был старший – и именно его решением эти мудаки сожрали крыс. Может, они не смогли возразить, может, еще по какой-то причине – неважно. Но их вина все же меньше, чем вина Девятого. И потому Сыкуна и Щеку решено наказать – но простить. И даже не опускать в поднарные. А вот Девятому будет край…

Щека он Щека из-за родимого пятна на всю левую щеку. Мы бы назвали его Пятном – но Пятно у нас уже есть. У того вся рожа в лилово-сером лишае. Щека низенький и тощий. Он косится на нас, сидя на своих нарах, – и начинает сучиться. Именно сучиться, понимая, зачем его зовут – подрагивать от ожидания и едва заметно подергивать ногой. То же и Сыкун. Этот угрюмо глядит на Смолу и мелко дрожит – того и гляди снова обоссытся… Ожидание смерти хуже самой смерти, это Док сказал. И верно ж подмечено!.. Для того и отмерено им двадцать минут, чтоб всю неотвратимость прочувствовали. Наказание от машин простое – смерть. Быстрая и легкая.