Я прошел вперед. Комната, а также шкаф и ванная были пусты. Я запер входную дверь.
— Итак, — спросил я, — в чем дело?
— Я вас не понимаю.
— Я имею в виду телефон. Мы пытались к вам дозвониться. Бесполезно. Кто-то сказал оператору, чтобы вас не беспокоили. Естественно, мы были озадачены, зная, что при сложившихся обстоятельствах, особенно после сцены в баре, вы едва ли стали бы отключать телефон, как раз наоборот, ждали бы от меня звонка.
Ее рука невольно поднялась к губам — странный для женщины ее строгой внешности девический жест смущения и растерянности.
— Боже мой! Я и не подумала! Наверное, из меня вышел никудышный агент секретной службы, мистер Коркоран. Очень прошу, извините. Я… в общем, это личное дело. Я не хотела, чтобы кое-кто ко мне дозвонился.
— Личное, — повторил я. — Чертовски удобное время выбрали вы для личных дел, док.
— Мистер Коркоран! Ученым-медикам, редко нравится обращение «док», — она опять сделалась и холодной, и сдержанной. — И не вам критиковать меня после того, как вы сегодня сами сорвали наше задание, увлекшись этой барышней в розовом, оставив меня, я должна это подчеркнуть, в унизительном положении. Помню, на корабле вы заявили, что ухлестываете за женщинами, но я и не предполагала, что столь спонтанно!
Я уставился на нее:
— Неужто выдумаете, я увязался за этой барышней, чтобы поразвлечься, черт возьми?!
— А что мне еще думать? — ее голос был холоден. — Я должна признаться, что разочарована в вашем вкусе, мистер Коркоран. Это сверкающее маленькое платье, слишком узкое и короткое, ничего не закрывающее. Почему эти маленькие шлюшки любят так заголяться, выставляя напоказ и руки, и ноги, и плечи?
— Оставим в покое мой вкус, да и ее тоже, — парировал я.
— Эта шлюшка, как вы окрестили ее, только что из-за нас избита и изнасилована. Рекомендую учитывать это, когда в следующий раз вам придет на ум отключить телефон по личным причинам. Это не партия в бридж между друзьями, учтите. Наконец, что это за личные причины?
— Я уже вам сказала. Просто не хотелось, чтобы меня беспокоили телефонными звонками.
Она не задумывалась над тем, что говорит. Она в ужасе смотрела на меня, не желая верить:
— Изнасилована?!
— Это общепринятое наименование полового акта, осуществляемого вопреки желанию. Так чьих звонков вы избегали?
— Не имеет значения, — уклончиво ответила она. — Это мое личное дело. К вам никакого отношения не имеет. Почему… изнасиловали эту девушку?
— Очевидно, в знак презрения к нам, в знак вызова, — сказал я. — Я воспользовался ею для отвлекающего маневра, это раскусили и дали знать таким образом, что думают о моих действиях. Это одно из возможных объяснений. Могут быть и другие.
Оливия нахмурилась:
— Тогда вы бросили меня не потому, что… — она остановилась.
— …что мне приглянулась эта барышня? Отнюдь нет, — сказал я. — За нами наблюдали, док. Некто не захотел поверить спектаклю. Казалось, я смогу его провести, а он меня все-таки обскакал.
— Тогда… тогда я должна извиниться перед вами.
— Лучше проинформируйте о том парне, что домогался вас по телефону.
Она покачала головой.
— Поверьте, ни малейшего касательства к делу это не имеет. Так вы говорите, что за нами наблюдают? Но, кажется, на это мы и надеялись? Ведь именно для того предпринимались все эти театральные усилия. Так вы уже распознали человека, который нам угрожает?
— Да, — ответил я достаточно резко. |