Изменить размер шрифта - +
Я голосую… я голосую, чтобы встреча начиналась сразу, как было предложено, в постели, — последовала маленькая пауза, — а то у дамы сдадут нервы.

 

10

 

Проснувшись, я услышал, как она плачет в темноте подле меня. Я не спросил, почему. Скорее всего, слезы вызваны обычной причиной: потерянной некогда невинностью, утраченными иллюзиями… Это привычная жалоба на судьбу.

Тем временем она прошептала:

— Вы проснулись, Коркоран?

— Да.

— Я разбудила вас?

— Это не имеет значения.

— Извините, — тихо сказала она. — Я… просто это такая дешевка и грязь, все это…

— Благодарю, — ответил я. — Все нежные признания приняты с благодарностью.

— Я не имела в виду вас, я вообще о жизни.

— На самом деле вы имеете в виду, что годами хранили себя для великой, нежной, истинной любви, какую показывают в кино, а теперь оказались в гостинице, в нижнем белье, в постели с незнакомым мужчиной, который к тому же не очень вам по душе.

— Нельзя ли без сарказма, черт подери! — вспыхнула она.

— Без проклятий, пожалуйста, — сказал я. — Ругаться буду я. Не забывайте, что вы у нас интеллектуальная женщина.

Она горько рассмеялась:

— Я не ощущаю себя такой. Если бы вы могли меня сейчас видеть, то, полагаю, заметили бы, что я и не похожа. Самое забавное, что я в самом деле не понимаю, зачем склонила вас к постели, черт подери! И ругаться я буду в свое удовольствие. Черт возьми вас самого, Коркоран!

 

 

— Для барышни, которая не ведает, что творит, действовали вы вполне уверенно.

— Полагаю, что так оно и было. Наверное, я намеренно осквернила святыню, которая принадлежала ложному богу. Вы догадываетесь, о чем идет речь.

— Осквернить, — сказал я. — Святыню. Такие громкие слова в сложившихся обстоятельствах — четыре утра, и мы рядышком в постели… Ой, больно!

— Что случилось?

— Аукнулся скверный удар вашего ложного бога. Не хотите ли облегчить душу? Что же натворил он такого, чтобы низвергнуть вас с небес на землю?

Она стала говорить в резком тоне, затем обуздала себя. Замолчала на некоторое время. Наконец рассмеялась в темноте:

— Вы опять исполнены сарказма, но, увы, довольно точно уяснили ситуацию. Если женщина столь глупа, что до тридцати лет бережет себя, чтобы вдруг вкусить любви и секса, катастрофа неизбежна. Вначале это было похоже на сон. Со мной никогда ничего подобного не происходило. Он дарил цветы. Он приносил подарки — духи, чулки, французское белье. Я… я ощущала себя женщиной, Коркоран. Я даже ощущала себя красивой женщиной, чего раньше со мной не случалось.

Ее искренность немного смущала, даже в темноте.

Я сказал:

— Купите губную помаду, и все повторится заново. Вы, по правде говоря, отнюдь не отталкиваете от себя.

— Спасибо, — прошептала она. — Благодарю за прелестный, тонкий комплимент. Буду вечно хранить его в сердце.

— Так уж и быть, дарю, — сказал я. — Давайте перейдем к тому моменту, когда вы прозрели.

— Кажется, это случилось в пятницу, — припомнила она. — Да, точно, пятница, конец рабочей недели, десять утра. Я пришла на прием. Я все еще оставалась его пациенткой. Они смеялись, — сказала она глухим голосом.

— Кто смеялся?

— Я пришла на прием чуть-чуть пораньше. Мне очень хотелось опоздать, чтобы показать ему… Короче, я собиралась слегка опоздать и прийти как ни в чем не бывало.

Быстрый переход