Ишан Халик Валяд-и-Умар, выслушав рассказ Шохобдина, сказал назидательно:

– Умные люди говорили встарь: «Рассердившись на блоху, не стоит жечь кальсоны». Разве из-за того, что в Бухаре сейчас плохая власть, – все правоверные мусульмане должны уйти из Бухары и оставить её неверным? Не следует ли, чтобы правоверные мусульмане вернулись в Бухару, а ушли оттуда неверные? Народ хочет возвращаться, и народ прав. А если б он не был прав, силой его не удержишь. Голодное стадо само найдёт дорогу к сытным пастбищам. Стадо уходит на старые пастбища, – это не беда. Беда, если стадо уйдёт одно, без пастухов.

– Как мне понимать ваши мудрые слова, домулло-ишан? – почтительно спросил Шохобдин.

– Народ недоволен Ибрагимом: зачем Ибрагим сидит здесь, когда он должен сидеть там? Это потому, что мусульмане Бухары, порабощённые неверными, не знают, где их спасение. В тот день, когда они это поймут, Ибрагим будет уже среди них. Правоверные, которые уходят сейчас из Афганистана, разбредутся по кишлакам Бухары. Уход их не будет противен шариату, если они подготовят население Бухары к приёму Ибрагима.

– Ой, домулло-ишан! – опечалился Шохобдин. – Как же вы хотите, чтобы народ, который убегает сейчас от Ибрагима, сам звал его на ту сторону Пянджа? Народ в большой обиде на Ибрагима.

– Когда у человека болит палец, он подымает гвалт и уверяет, что худшей боли на свете нет. Когда у него начинает болеть зуб, он говорит: «Какой я был дурак! Я кричал, когда у меня болел палец. Разве это была боль? Это было одно удовольствие. Вот я сейчас узнал, что значит настоящая боль».

Шохобдин встал и поцеловал край ишанова халата.

– Пойду готовиться в дорогу.

– Подожди, – остановил его ишан. – Ты человек расторопный; знаешь людей и в Арале, и в Курган-Тепа, и в Джиликуле. На тебя можно положиться. Ты сделаешь большое дело. Но дело любит деньги. Приходи через три дня, я поговорю о тебе с Ибрагимом.

Три дня спустя Шохобдин явился к ишану.

– У Ибрагима сейчас затруднения, – сказал ишан. – Денег у него в казне нет. Но есть бараны. Тебе выдадут двести баранов. Продай их на базаре и деньги возьми с собой.

Говорил ишан с Шохобдином в этот день целых два часа, и, уходя от него после благословения с сердцем лёгким, как птица, Шохобдин подумал впервые, что жизнь его не прошла зря, что бараны, подаренные гиссарскому беку, окупились, не пропал даже неиспользованный чин токсабы: после восстановления правоверной власти в Бухаре Ибрагим обещал назначить Шохобдина амлякдаром.

Выгодно продав баранов, вернулся Шохобдин домой и тут же начал готовиться к отъезду. Он позвал своего батрака Хайдара и, указав ему место рядом, заговорил приблизительно так:

– Не год и не два ты работал у меня, Хайдар, и работал честно, не воровал, как другие, и не ленился. Знал я твоего отца, Раджеба, и жили мы с ним всегда в дружбе. Маленьким взял я тебя в дом, много лет ты ел мой хлеб, и не было тебе от меня обиды. И если платил я тебе меньше, чем некоторые платили своим батракам, то делал я это потому, что от денег юноше – дурной соблазн. Решил я, когда войдёшь в лета, вознаградить тебя за всё сразу. Теперь годы твои подошли, и пора тебе обзавестись женой. Что ты об этом думаешь, Хайдар?

– Господин мой, – ответил Хайдар. – Для того, чтобы достать жену, нужно уплатить калым. Откуда я, бедняк, могу собрать столько денег?

– Я сказал, что решил тебя вознаградить, и хочу тебе помочь устроиться, как родному сыну. Арбоб нашего кишлака Мелик должен мне много денег и баранов. Если я возьму на себя твой калым, Мелик не будет возражать, чтобы ты взял в жены его дочь. Не скажешь ли ты, что сам бог посылает тебе счастье? Другой такой жены нет во всём кишлаке.