Было абсолютно тихо. Фэн пыталась представить себе людей, которые когда-то сидели у этого костра. Может быть, они здесь совершали свои обряды? Но приходили сюда только в особых случаях.

Нун подобрал в пыли окаменевший кукурузный початок. Его очистили не до конца, некоторые зерна не вылущили из гнезд.

— Интересно, где они жили, если не здесь? — сказала Фэн.

— Думаю, в предгорьях, — повторил Нун. — Но не в каньонах. Я исходил этот край, как мне кажется, вдоль и поперек. Тут есть следы поселений и на высотах. Я нашел там старые черепа. Думаю, на людей нападали и оттесняли, поэтому они стали строить жилища под нависшими скалами.

Он поднял мешки, взял фонарь и нырнул в туннель. Туннель был узким, поклажа цеплялась за стены, приходилось низко наклоняться. На протяжении ста шагов направление не менялось. В спертом воздухе стало трудно дышать. Мигал фонарь: явно не хватало кислорода. Нун вытер со лба пот.

Еще сто шагов. Еще сотня. Далеко ли они ушли от кострища? Нун полагал, что ярдов на восемьсот — девятьсот к востоку.

Еще через сотню шагов пришлось остановиться. Фонари горели еле-еле. Воздуха не хватало. По щекам Фэн струйками тек пот.

— Надо держаться, — сказал Нун. — Нет смысла поворачивать обратно.

Он поднял мешки и пошел дальше. Резко повернув, туннель вдруг расширился и стало прохладно.

— Рабл… Фонари! — воскликнула Фэн.

Фонари вспыхнули, будто их вынесли на свежий воздух. Пламя в них чуть склонилось. В то же самое мгновение Нун почувствовал на щеке легкую свежесть прохлады.

Они вышли наружу под скальный выступ, нависший над жерлом туннеля. Впереди был обрыв в узкую долину. Это место Рабл Нун никогда не видел.

По расщелине сбоку можно было подняться на плоскую гору, к роднику. Подъем показался им головокружительным. У родника виднелись следы древних кострищ и валялись черепки глиняной посуды с черно-красным рисунком.

К самой вершине горы вела очень крутая расщелина. Неверный шаг — и сорвешься. А если кто ждет тебя наверху, ты полностью в его власти.

— Будут ли нас преследовать? — спросила Фэн.

— Им нужно избавиться от нас. Мы знаем слишком много, а Бен Джениш понимает, что меня послали его убить.

— Мы можем выбраться отсюда?

— Сомневаюсь. Я сбросил канат. Надеюсь, они подумают, что с нами произошел несчастный случай, что мы — в ловушке. Если они клюнут на это, то не будут нас преследовать. Так или иначе, один человек может обстреливать этот длинный проход и остановить их, сколько бы их ни было.

— Но вы не делаете этого. Почему?

Нун пожал плечами.

— Я не хочу никого убивать, если меня к этому не вынуждают. А возможно, я надеюсь, что выход отсюда есть. — Он указал на расщелину.

Расщелина кверху суживалась до трех футов, ее заполняли обломки рыхлых пород. Позади в дымке зияла бездна каньона.

Люди, ходившие к роднику, выращивавшие кукурузу и делавшие черно-красные горшки, жили давным-давно: тогда, вероятно, подъем и спуск здесь были намного проще и безопаснее. Время сделало свое дело. Образовалась опасная осыпь. Потревожишь ее, и весь склон пойдет вниз… И тогда уже не спасешься.

Нун напился родниковой воды, вытер рот тыльной стороной ладони, и, взглянув мельком на подъем, спросил девушку:

— Полезем?

— Да, — сказала она.

— Когда начнем подъем, нельзя повернуть Назад. Спускаться будет труднее, придется лезть до конца.

— Ладно, — согласилась она.

Все же он колебался.