Изменить размер шрифта - +
Я был счастлив, когда хоть немного отличался от остальных».

Михал. «Я был счастлив, когда хоть немного отличался от остальных», – сказал он богу.

Катурян. Но было уже слишком поздно, краска засохла, пастухи выгнали поросенка обратно на луг, и все розовые свиньи смеялись над ним, когда он проковылял и сел на свое любимое место на травке. Он пытался понять, почему господь не внял его молитвам, но так и не мог догадаться. И тогда он горько заплакал и долго сидел абсолютно неподвижно, наблюдая за тем, как даже все те тысячи слез, которые он выплакал, не могут смыть эту ужасную розовую краску с его тела. А все потому что…

Михал. Она никогда не смывалась и ее нельзя было закрасить.

Катурян. Совершенно верно. И он заснул. В ту же ночь, когда свиньи вернулись к своим чудесным снам, над лугом собралась очень странная грозовая туча, которая тут же пролилась дождем, сперва мелким, а потом все сильней и сильней. Но это был не обычный дождь, это был специальный зеленый дождь, такой же густой, как краска, но не только в этом была его особенность. Капли этого чудесного дождя нельзя было смыть и их нельзя было перекрасить. Капли этого дождя никогда не смывались…

Катурян смотрит на Михала. Он уснул. Катурян продолжает шепотом.

…и их нельзя было перекрасить. Дождь кончился только к утру, и когда свиньи проснулись, они обнаружили, что все до одной стали ярко зелеными. Все до одной, кроме, конечно, нашего старого друга, маленького зеленого поросенка, который теперь был уже маленьким розовым поросенком. Разумеется, он так и остался розовым, потому что пастухи покрасили его в несмываемую краску. Несмываемую. (пауза) И когда он посмотрел на целое море зеленых поросят, окружавших его, а некоторые из них рыдали теперь как дети, он засмеялся и возблагодарил господа и провидение, ниспосланное ему. Потому что он знал, что теперь он снова, он снова хотя бы чуть-чуть отличается от всех остальных.

Пауза. Катурян прислушивается, глубоко ли спит Михал, нежно гладит его по голове.

Ты любишь эту историю, правда, Михал? (пауза) Ты очень ее любишь. Здесь нет отрезанных пальчиков… здесь нет лезвий… Здесь все кончается хорошо. (пауза) Лучше бы ты разыграл эту историю. (пауза) Но это не твоя вина, Михал. Ты не виновен. (Пауза. Плачет.) Спи спокойно, смотри свои сны, мой маленький мальчик. Я скоро к тебе вернусь.

Катурян берет подушку и душит Михала. Тот начинает дергаться, и тогда Катурян садится на руки и грудь Михала, удерживая подушку у лица. Через минуту конвульсии Михала стихают. Еще через минуту он мертв. Как только Катурян убеждается в этом, он убирает подушку, целует Михала в губы, плачет и закрывает ему глаза. Идет к двери камеры, громко стучит в нее.

Охрана?! (пауза) Охрана?! Я готов признаться в убийстве шести человек. (пауза) Но у меня есть одно условие. (пауза) Это касается моих рассказов.

Затемнение. Антракт.

 

Катурян. Однажды в стране, которая находится совсем неподалеку от нашей, жила маленькая девочка, и хотя добрые родители воспитали ее совсем не в религиозной строгости, ей с некоторых пор начало казаться, что именно она является вторым пришествием Господа нашего Иисуса Христа.

Девочка надевает бороду, которая выглядит очень неестественно на ее лице, и сандалии и начинает благословлять предметы рядом с ней.

Это было крайне странно для ребенка шести лет. Она стала носить небольшую бороду и ходила в сандалиях, благословляя все предметы, которые попадались ей под руку. Ее всегда можно было отыскать среди бродяг и бездомных нищих, пьяниц и наркоманов, одним словом среди всякого сброда, в компании которых, на взгляд ее мамы и папы, шестилетней девочке не следовало бы находиться. Всякий раз, когда ее уводили из злачных мест, она топала ногами, кричала и разбрасывала куклы по всей комнате, а когда родители хотели ее приструнить…

Родители.

Быстрый переход