Катурян. Что вы с ним сделали?

Ариэль. Знаешь, обычно я таким истеричкам, как ты, которые повышают на меня голос, даю сразу по роже, но сегодня тебе повезло. Я только что сделал это с твоим братом-идиотом и теперь у меня очень болит рука. Считай, что я тебя простил, но это первое и последнее мое прощение.

Катурян. Я хочу видеть брата. Прямо сейчас.

Тупольски. Неужели ты хочешь раскроить ему морду, Ариэль? Ты что? Ты разве не боишься, что это расценят как превышение полномочий? Не надо, Ариэль, одумайся!

Ариэль. Очень болит рука.

Тупольски. Подумай хотя бы о своей руке!

Ариэль. Да, очень болит.

Тупольски. Сколько раз мне тебе говорить! Дубинкой надо или что потяжелее. А ты голыми руками… Да еще инвалида! Это вряд ли пойдет ему на пользу.

Катурян. Он же как ребенок.

Ариэль. Сейчас я немного отдохну, но чуть позже вернусь к нему. Мне хочется взять что-нибудь остренькое, вонзить в него и провернуть.

Тупольски. Вот это точно назовут превышением полномочий.

Катурян. Я хочу видеть моего брата. Прямо сейчас!

Тупольски. А куда вы дели третьего ребенка?

Катурян. Чего? (Пауза.) Какого третьего?

Ариэль. Ну смотри, ты и твой брат. Вы же неразлучны, ты и твой брат?

Катурян. Михал – это все, что у меня есть.

Ариэль. Ты и твой чокнутый брат.

Катурян. Он не чокнутый.

Тупольски. «Писатель и его чокнутый брат». Как вам такой рассказик, а, Катурян?

Катурян. (со слезами на глазах) Он же как ребенок.

Тупольски. Нет, он не ребенок. А знаете, кто был ребенком? Андреа Йовакович была ребенком. Вспоминаете, кто это?

Катурян. (пауза, садится) Помню из газет.

Тупольски. Из газет помните… И что еще вы помните из газет?

Катурян. Девочку нашли мертвой на пустоши.

Тупольски. Да, девочку нашли на пустоши. А вы знаете, как она умерла?

Катурян. Нет.

Тупольски. Почему же вы не знаете, как она умерла?

Катурян. В газетах про это ничего не написано.

Тупольски. В газетах про это ничего не написано. А, может быть, вы вспомните, кто такой Аарон Голдберг?

Катурян. Слышал тоже из газет.

Тупольски. Понятно. Мальчика нашли в куче мусора рядом с еврейским кварталом. Знаете, как он умер?

Катурян. Нет.

Тупольски. Не знаете, ведь в газетах про это ничего не написано. В газетах вообще мало что пишут. Например, в газетах совсем ничего не написано о третьем ребенке, немой девочке, которая пропала три дня назад. В том же районе, точно такого же возраста.

Ариэль. Думаю, как раз сегодня вечером об этом нам расскажут газеты во всех подробностях.

Тупольски. Я тоже думаю, что сегодня вечером они нам об этом расскажут. Сегодня вечером, я уверен, газеты расскажут вообще много интересного.

Катурян. О немой девочке?

Тупольски. О немой девочке. О чистосердечном признании. О последующем наказании. Вообще будет много нового.

Катурян. Но… Я не понимаю, что вы опять мне пытаетесь втолковать. Вы полагаете, что я должен прекратить писать рассказы об убийстве детей, потому что в реальном мире завелся настоящий детоубийца?

Ариэль. Он все еще пытается нас убедить в том, что все, что нам не нравится в нем, это его гребаная эстетика! Как будто бы мы еще не знаем о том, в чем сознался нам его брат.

Катурян. А что он вам сказал?

Ариэль. Как будто бы мы еще не знаем, что в этой коробке.

Катурян. Все, что он сказал вам, – это то, что вы его вынудили сказать. Он вообще не разговаривает с незнакомыми людьми.

Ариэль. (пытаясь очистить окровавленную одежду) Тем не менее он говорил со мной.